Самая страшная книга. ТВАРИ

Утром провели вскрытие. Прокушены сонная артерия и яремная вена. Знакомый почерк. Мартын спугнул хищника – тот не успел выпить всю кровь. Бросил утку, когда Мартын шастал вдоль берега, затаился, а потом удрал. Одно хорошо – теперь охотник знал, во сколько появляется зверь. Где-то с двух до трех ночи.

– Завтра опять в караул? – спросила птичница после пятиминутки.

– Ага.

– Вампир, значит, у нас завелся? Летает по ночам.

– Выходит, так. Только не летает, а по кустам шастает.

– Ты уж, этого, прижучь паскуду. Совсем совести нет!

Птичница была крупной бабой с огромными руками. Мартын немного ее побаивался. Не он один. Если кого невзлюбила – беда. Допечет, выживет из зоопарка. Когда заселили панду, Мартын подслушал разговор двух лаборанток из орнитологии. Одна сказала, что мамы-панды если народят двойню, выбирают того, кто поживее, а другого бросают. Совсем как эта (вторая лаборантка назвала фамилию птичницы): младшего в интернат сдала.

– А если не подохнет сразу, – добавила птичница, – мне паскуду неси. Я уж с ним поговорю.

После обеда он зашел к начальнику отдела отпроситься пораньше перед ночным дежурством. Начальник махнул: иди, иди.

Мартын продрых до одиннадцати. В полночь был в зоопарке.

Земля размокла после вечернего дождика. Стояла звонкая тишина. Мартын обошел озеро, проверил кусты, ограду. Наткнулся на узкий лаз. Пролезть в дыру могла разве что худенькая лиса, на арматуре висел клок рыжей шерсти. Перед лазом подсыхала грязь.

Следов не было. Хищник еще не появлялся.

Мартын двинул к подсобке террариума. Возле обезьянника встретил Махди.

– Хай, Мартын! – приветствовал сторож. – Птица живай?

– Живые, не дам сегодня в обиду.

– Чой менушем?

– Не, Махди. Пойду зверя караулить. Хотя… – Мартын глянул на часы: без пяти час.

– Рафта, рафта!

– Ладно, пошли, – согласился Мартын.

В сторожке Махди разлил по стаканам горячий чай, развязал большой платок – и в помещении сразу запахло костром и свежим хлебом. Лепешки были жаркими и вкусными. Инжир, изюм, пахлава, печак и нуга – сладкими как мед.

Мартын с трудом встал из-за стола и раскланялся с гостеприимным сторожем.

– Некогда расслабляться. Кровососа надо ловить!

Животные спали. У вольера с черной пантерой Мартын немного напрягся. Проказница приучила к внезапным нападениям: подкараулит, бросится на перегородку, понесется кругами под потолком клетки.

Мартын прошел сквозь яблоневый сад, обогнул пруд, нырнул в подсобку и устроился на стуле с ружьем по правую руку.

Думал, что чай взбодрит, но тут же потянуло в сон, будто и не спал вечером. За окошком лежал притихший парк. В небе висела большая красноватая луна. Ну и духота! Мартын встал, нашел в ящике у стены плоскогубцы, подошел к окошку, достал штапики и вынул из рамы стекло. Вот теперь порядок.

Вернулся на стул. Стал клевать носом. Установил внутренний будильник на два часа и закрыл глаза.

Проснулся без пяти два.

Размялся, прислушиваясь к хрустящей спине. Переломил стволы, проверил дробовые «пятерочки», взвел курки.

Сидел наблюдая за озером – за той частью ограды, под которой обнаружил дыру.

Тихо. Как тихо. Будто уже случилось все и ничего не осталось, кроме этой тишины.

Мартын выскочил из подсобки и, стараясь не шуметь, побежал к лазу.

По грязи тянулась цепочка лисьих следов. «Проспал, старый хрыч! Проворонил!»

Перемахнул через забор и, сжимая двустволку онемевшими пальцами, двинулся к берегу. Всматривался, прислушивался. Следы терялись в траве. Мартын мысленно ругал себя за то, что понадеялся на «часы посещения». Плевала лиса на «с двух до трех ночи». Раньше приперлась, хитрая рожа!

Может, еще не ушла?

Он напряженно, до боли в глазах, вглядывался в кусты, и картинка поплыла: ветки и листья слились в темное месиво.

Кусты зашевелились, затрещали. Затаив дыхание, Мартын повел ружьем и спустил курки.

Стволы полыхнули огнем. Мартына окутало облако пороховых газов.

Над озером с кряканьем взмыли утки. Закликали лебеди.

Мартын загнал в стволы по патрону и ринулся в кусты. Промазал? Ранил? Если ранил, то надо перекрыть путь к лазу.

Он что-то заметил, какую-то тень, бесшумно мелькнувшую по стволу. Затерявшуюся в ветвях. Вскинул ружье, долго всматривался в темноту. Мотнул головой: показалось. В ушах звенело, перед глазами скакали белые искорки.

На кустах покачивались листья.

Сперва Мартын почувствовал неприятный запах – опилки и дерьмо, – и лишь потом увидел саму лису. Убитая лиса лежала вытянув передние лапы в сторону ограды, будто и правда надеялась доползти до спасительной дыры.

Мартын сел напротив.

– Ну что, братец, допрыгался? Допился кровушки?

Радости он не испытывал. Был неприятный осадок, червячок сомнения. Мартын поднял лису за хвост и понес в карантин.

Под козырьком горела красная лампочка. Он открыл дверь, повернул выключатель, зашагал между клетками. Каблуки стучали по растрескавшемуся кафелю. Миновав лабораторию, Мартын толкнул дверь в патанатомку, включил свет, положил лису на стол.

Лис был очень старый и почти беззубый: несколько коренных да одиноко торчащий клык. С такими зубами не до твердой пищи – только пить. Высасывать.