Самая страшная книга. ТВАРИ

Валера моргнул. Вместо серых, почти что прозрачных глаз у Марины теперь был лишь один – черный, круглый и влажный.

Он опустил взгляд на Бугая. Пес смотрел на него серыми глазами. На почти что человеческом лице.

В квартире удушливо пахнет сырой землей, гнилой травой и липовым медом. На улице жарко, и, привлеченные этими запахами, в приоткрытое окно залетают пчелы и мухи. Они кружат по комнате, дурея от миазмов, ударяясь о стекла, стены и потолок, – и падают на пол, усеивая ламинат пестрым ковром. Если на него наступить, пчелы и мухи лопаются с тихим чавканьем.

Марина возится на кухне, чем-то бряцая. Там же стучит об пол своей миской Бугай. Иногда они переговариваются: совершенно одинаковым глухим ворчаньем. Их языки давно сгнили и вывалились, а горла лопнули от скопившихся газов.

Они живут здесь втроем – как и жили когда-то.

Иногда в квартиру приходят люди – их приводит младший брат Валеры, которому жилье отошло по наследству. Они смотрят комнаты, цокают языком, качают головой – их смущает черная плесень по углам, черные мухи на потолке и черные муравьи на полу. Каждый раз после очередного отказа потенциальных покупателей брат, матерясь, звонит дезинсекторам и в клининговое агентство.

На следующий день приходят дезинсекторы. Мужчины и молодые парни. Они распыляют какой-то порошок, вводят гель в щели в плинтусах и мажут мелками вокруг кранов.

Затем наступает черед уборщиков. Чаще всего это женщины средних лет. Они возюкают тряпками по полу, пшикают растворами на стекла и зеркала, проводят щетками по полкам и шкафам.

Никто из тех, кто приходит в эту квартиру, не видит, как за ними – след в след – следуют мертвая женщина и мертвый пес. Не чувствует, как пес лижет их ноги склизкими губами – и женщина гладит их уши пальцами, сгнившими до костей. Не слышит, как те хлюпают, шуршат и урчат.

Они не видят и не слышат и Валеру.

Он кричит – но не громче, чем пищит комар.

Он колотит руками по воздуху – но легче, чем мимолетный сквозняк.

Он мечется перед их глазами – но те видят лишь мутные разводы.

Он здесь – но для других его нет.

Он есть только для Марины и для Бугая.

Но он им не нужен.

Им достаточно их двоих – псу и его хозяйке.

Всем псам и всем хозяевам достаточно друг друга.

И в ужасе от того одиночества – тотального, бесконечного, беспросветного одиночества, с которым он встретит вечность, – Валера вспоминает своего хомячка, сдохшего в далеком-далеком детстве, и молит того прийти к нему.

Молит и молит. Молит и молит.

Прийти и вывести его отсюда.

Прийти и вызволить.

Прийти и хотя бы просто побыть рядом.

Разве только всем псам и их хозяевам дозволено вечно быть вместе?

Он молит его исступленно и отчаянно – и на этот раз уже не может сыграть в имитацию и веру в нее.

Он бьется в вакууме своего одиночества, задыхаясь и корчась, раздирая себе горло, царапая лицо и кусая язык, – чтобы умереть, хоть как-то, пусть даже мучительно, но умереть. Но раны тут же затягиваются – а ногти и зубы выпадают, чтобы начать снова медленно, по миллиметру в неделю, расти.

А где-то в другой части квартиры переговариваются на только им понятном, пахнущем тиной и могилой, мертвом языке Марина и Бугай.

Иногда они даже смеются.

Пес и его хозяйка.

Евгений Шиков Клетка

Из материалов следствия, допрос сержанта М. Васюкова: