Самая страшная русская трагедия

Это при том, что в самом правительстве шла отчаянная грызня. И политическая, между членами разных партий. И коммунальная, за портфели, влияние и власть.

А.В. Колчак мгновенно стал не знаменем Директории… А знаменем для врагов Директории и вообще всякого разврата под названием демократия.

Диктатор

ЦК эсеров официально призывает вооружать противников Колчака. Узнав об этом, в ночь на 18 ноября 1918 года казаки атамана Красильникова арестовали всех социалистов — членов Директории. Н.Д. Авксентьев и В.М. Зензинов не имели никакого отношения к призывам эсеров. Их и не тронули: щедро снабдили деньгами и отправили в эмиграцию.

Вот эсеров, повинных в призывах воевать с Колчаком, казаки не помиловали: кого расстреляли, кого попросту выпороли.

А кадетам казаки предложили передать всю полноту власти адмиралу А.В. Колчаку. Сам Александр Васильевич решительно отрицал, что участвовал в заговоре и даже что вообще о нем знал. Не участвовать — да, не участвовал, но вот насчет того, что не знал… очень сомнительно!

Потому что в заговоре ведущую роль играли представитель Деникина полковник Лебедев, генерал Андогский, полковник Волков. Заговорщикам активно помогали командующий войсками Антанты в Сибири французский генерал М. Жанен, американский генерал У. Гревс, Уордл, американский же адмирал О. Найт, командующий английскими войсками А. Нокс.

Сразу после переворота консул США во Владивостоке передает Колчаку кредиты, выданные и не использованные Временным правительством, на сумму 262 млн долларов, а также оружие на сумму 110 млн долларов.

А японцы поддерживали не Колчака, они давали оружие атаманам Г.С. Семенову и И.П. Калмыкову.

Ранним утром 18 ноября 1918 года А.В. Колчак произнес: «Я не искал власти и не стремился к ней, но, любя Родину, не смею отказаться, когда интересы России потребовали встать во главе правления».

Государство Колчака

Директория присвоила Колчаку титул Верховного правителя Российского государства и Главнокомандующего всех вооруженных сил. Деникин, Юденич и Миллер признали его в этом качестве. А Колчак подтверждал их полномочия и соглашался с их ролью. Фактически, разумеется, никакого подчинения не было и быть не могло.

Военный диктатор с неограниченным запасом полномочий, А.В. Колчак создал при себе Совет министров и особый совещательный орган, Совет Верховного правителя — прямо как у Деникина. Разница в том, что Антон Иванович действительно с кем-то советовался, и довольно часто, а вот Колчак предпочитал действовать по наитию и полагаясь не столько на закон, сколько на свое понимание «справедливости».

Государство Колчака распространяло власть на Западную Сибирь и Урал. Оренбургская губерния и Уральская казачья область были фронтовой и прифронтовой зонами. К востоку от Красноярска власть Колчака ослабевала, к востоку от Иркутска просто сходила на нет. В Приморье, Монголии и в русской Маньчжурии было сравнительно спокойно. От Байкала на восток до Хабаровска на 3 тысячи километров тянулся своего рода «пояс анархии», где власть принадлежала местным атаманам и «батькам».

На Севере вообще не было никакой власти. И инородцы Севера, и жившие в тех местах русские были предоставлены самим себе.

В декабре 1918 года — январе 1919 года на территории государства Колчака проживало порядка 15 миллионов человек. Из них 6 миллионов на Урале и в Предуралье, 6 миллионов на юге Западной Сибири, 2 миллиона на юге Восточной Сибири и Дальнего Востока, примерно 200 тысяч в русской Маньчжурии и в Монголии, около 500 тысяч на всем необъятном Севере. Точнее подсчитать невозможно, потому что перепись никогда не проводилась, а в 1917–1918 годах множество людей уезжало из Европейской России в Сибирь — и как в более сытый край, и спасаясь от большевиков.

Из этого многолюдства самое большее три-четыре миллиона жили в городах и близ Транссибирской магистрали. Из них полтора-два миллиона — в Сибири. Реально Колчак контролировал только эти районы и это население. И даже здесь было неспокойно!

Большинство эсеров из Комуча плохо относились уже Уфимской директории, как к «противоестественному союзу революции и реакции». Тем более эсеры не простили разгона «своих». Они так ничему и не научились. Официальным лозунгом сибирских эсеров стало гибельное: «Ни Ленин, ни Колчак». В белых генералах и офицерах они видели только «реакцию» и «диктатуру». И боролись с ней, как могли: вели агитацию, расклеивали листовки, срывали мобилизации.

При этом ведь эсеры оставались самой популярной из интеллигентских партий. Ведь к XX веку в крови 70–80 % провинциальных интеллигентов текло хотя бы немного крестьянской крови. А сибирское крестьянство не знало крепостного права, в большинстве своем было грамотно и полно собственного достоинства.