Самая темная ночь (СИ)

А потом Лансу быстро пришлось повзрослеть. Едва-едва дождавшись окончания траура, Ингрид поспешила вновь выйти замуж, а спустя еще несколько лет ей в голову пришла идея избавиться от пасынка. В том, что задумка принадлежала именно мачехе, а не отчиму, Ланс не сомневался. Роланд был, пожалуй, мужиком и не плохим, но слишком уж слабовольным. Хотя, выпив, тут же начинал ощущать себя смельчаком и героем — и вот тогда могло достаться даже Ингрид, ежели она подворачивалась под горячую руку. Но травить пасынка Роланд сам бы не додумался. Пришибить ненароком — это запросто, но никак не методично подливать отраву. Хорошо еще, что старая Верда, прислуживавшая еще Литору, немного разбиралась в травах да ядах — маг научил. Она-то и посоветовала Лансу не пить заботливо приносимое перед сном молоко, а самому делать вид, будто ему становится все хуже. Тяжелее всего пришлось, когда он изображал из себя неспособного встать с кровати калеку, зато таким образом удалось усыпить подозрения и устроить побег. Счастье еще, что в замке оставались верные ему слуги — они-то и связались с Эрвином, ближайшим родственником Ланса. И куда большее счастье, что Эрвин не отмахнулся от его проблем, напротив, принял в судьбе кузена самое горячее участие. Молодые люди вот уже три года ломали головы, как бы им вернуть Лансу законное место на герцогском престоле. Повезло еще, что время пока не поджимало, поскольку работа предстояла большая…

ИНГРИД

Прическа все-таки сильно растрепалась. И если одежду еще удалось привести в относительный порядок, то с волосами ничего поделать было нельзя. Джейк сразу же испарился из поля зрения, зная, что хозяйка, получив от него желаемое, вовсе не настроена созерцать конюха либо же — упаси боги! — беседовать с ним. Все, что было нужно Ингрид от молодого здорового мужчины — это его крепкое тело, сильные руки и горячие губы. Ну и кое-что еще, само собой разумеется.

Она в последний раз отряхнула одежду и решительным шагом покинула конюшню. Разумеется, ее растрепанный вид заметят — а как же иначе? — и даже догадаются о причине, но вот слишком уж распускать языки поостерегутся. Крутой нрав герцогини был всякому известен, и за шкуры свои окружающие дрожали.

Ингрид досадливо поморщилась. Она рано осознала, что ей необходима регулярная физическая близость с мужчиной — пожалуй, даже слишком рано, еще до первого замужества. Хорошо еще, что покойного Бранвийского удалось обвести вокруг пальца при помощи старых, как мир, трюков: избытка вина, притворного страха и порезанного пальца, дабы испачкать кровью простыни. Утром супруг ничего и не заподозрил.

Пожалуй, Генриха Бранвийского сгубило доверие и любовь к юной жене. Да, можно сказать и так, хотя, видят боги, Ингрид не желала его гибели. Ее Генрих в роли супруга всецело устраивал, а будь он лет на пятнадцать-двадцать моложе да хоть немного погорячее, то она, пожалуй, могла бы даже влюбиться. Но увы, ей, семнадцатилетней, муж казался стариком, да и сердце ее на тот момент уже оказалось занято. Вернее, это она, юная и глупая, так думала.

Оскар был ее дальним родственником, прекрасным, словно юный бог-Солнце. По крайней мере, именно таким малышка Ингрид некогда представляла себе наиболее почитаемое в туманной Горени божество: стройным, золотоволосым, с открытой белозубой улыбкой и наивно распахнутыми голубыми глазами. И когда родич признался пятнадцатилетней девочке в любви, она пришла в восторг и тут же принялась строить планы. Но ее возлюбленный оказался жесток — теперь Ингрид знала, что и солнце бывает знойным и палящим, потому больше не удивлялась.

— Мы не можем пожениться, любовь моя, — втолковывал он ей. — Я — пятый сын в семье и беден, как распоследний нищий. Да и за тобой много не дадут. Как же мы будем жить?

Они быстро стали любовниками. Каждый раз девушка с восторгом открывала для себя все новые и новые стороны наслаждения. Ей, наивной и толком не знающей жизни, казалось, что это и есть любовь — когда двое задыхаются от страсти и с всхлипами и стонами умирают в объятиях друг друга. И лишь годы спустя она поняла, что подобное удовольствие ей способен подарить почти любой молодой и здоровый мужчина. Но тогда-то она была твердо уверенна во взаимных чувствах и с жаром убеждала любовника не боятся трудностей.

Кто знает, быть может, ей в конце концов и удалось бы убедить Оскара, да вот только незадолго до своего семнадцатилетия Ингрид получила брачное предложение от вдовца-герцога. Зрелого мужчину очаровала юная прелесть девушки, ее тяжелые светлые косы и стройный стан.

— Отец ответил согласием, — рыдала Ингрид в объятиях своего Оскара. — Меня отдадут в жены ненавистному старику, разлучат с тобой.

— Бранвийский богат, — задумчиво протянул Оскар, рассеянно поглаживая любовницу по спине. — Очень богат, ведь так?

— Наверное, — шмыгнула носом Ингрид. — Какое мне дело до его богатства? Век бы не слыхала об этом мерзком старикане!