— Убийство не входит в наши планы, — остановил Бэ-Бэ Стефано и открыл огромную коробку, лежавшую на диване. — Оставь свою накидку, девочка. Эти меха как раз для твоих нежных плечиков. Между прочим, русская серебристая лиса. — Антонелли накинул на плечи Кристины нежный, пушистый палантин, пахнущий не дубленой кожей, как это положено в московских магазинах «Меха», а чем-то изысканно-пряным. Богатством, наверное.
— Я… я не могу… Это очень дорого, — испугалась Кристина.
— В счет приданого, девочка. И потом — ведь я до противного богат, могу доставить себе маленькое удовольствие. — Антонелли с гордой улыбкой подвел Кристину к большому венецианскому зеркалу. — С такими спутницами меня просто не смогут не заметить!
Несмотря на обилие автомобилей, толчею любопытных и полицейский кордон, окружавший вход во дворец, Кристина сразу заметила автобус с эмблемой телестудии и похолодела. Она надеялась, что Вествуд не будет снимать празднество, что его заменит кто-то другой и разговор не состоится. Но русая голова Элмера маячила над толпой телегруппы, выгружавшей оборудование, и уж совсем не сложно было угадать, что приземистая фигура рядом с ним в темно-лиловом костюме принадлежит Рите.
Собираясь на бал, Кристина решила, что разговора с Элмером не будет. Она лишь покажется ему во всем блеске и исчезнет, как Золушка, в самый разгар веселья. Однако Бэ-Бэ тоже заметила Вествуда и толкнула подругу:
— Ну, все участники представления на месте. Кажется, нам предстоит стать свидетелями знаменательного события. Ты наточила коготки?
— Перестань накалять страсти, Бэ-Бэ. Девочка и так дрожит. — Взяв спутниц под руки, Антонелли направился по ковровой дорожке к распахнутым дверям дворца.
Они шли по ярко освещенному коридору мимо шеренг фоторепортеров и теснившейся за ними толпы любопытных, с завистью и восхищением наблюдавших феерическое зрелище. Пара метров, а на самом деле — непреодолимая пропасть разделяла тех, кто, вынырнув из роскошного автомобиля, направлялся в сияющие недра праздничного дворца, и прохожих, случайно заглянувших за приоткрывшиеся дверцы сказочной жизни высшего общества.
Кристина заметила в толпе озябшую девушку, уткнувшую покрасневший нос в воротник дешевой куртки. Ее восторженно блестевшие глаза впились в проходящую красавицу, в ее платье, небрежно накинутые меха, искрящиеся капельками специального лака разметанные волосы. Вот так, на обочине сияющего потока, стояла Тинка, пожирая взглядом чужое великолепие. Чужое. Платье, меха, да и вся эта роль — чужие. Где-нибудь в московской библиотеке просиживает потертые джинсы ее законный суженый — очкастый паренек «из интеллигентной семьи»…
Сознание ворованного, случайного счастья еще больше будоражило Кристину. Да плевала бы она на великосветские сборища, родись в одной из роскошных вилл этого города. Не многим веселее, наверно, чем школьные дискотеки. Если привыкнуть. А привыкнуть просто невозможно. В банкетном зале все сияет от пышных гирлянд серебряного и золотого «дождя», от игры света, превращенного умельцами в волшебные переливы северного сияния. Будто расплавленные изумруды, сапфиры, рубины насыщают воздух радужным мерцанием, бурлят в пенящихся струях небольших фонтанов, окрашивают все вокруг феерической радостью детской сказки. А цветов, бриллиантов, великолепных нарядов!..
Превратившись в наблюдательницу, Кристина старалась запомнить все, чтобы потом «вешать лапшу на уши» московским знакомым. Жаль только — никто не поверит, да и кому это вообще интересно, — как говорят, в чужом пиру похмелье… Ну, улыбнулся и поцеловал руку синьорине Лариной мэр Рима, ну, отвесил ей комплимент сам хозяин дворца, ну, провожали ее восхищенными взглядами графы, парламентарии, художники, банкиры… И что? Суета сует… Исчезающая, как мираж, блестящая шелуха…
— Ты, детка, имеешь сегодня колоссальный успех. Я только и успеваю объяснять, что ты моя гостья из России, работающая в Риме фотомоделью. Бьюсь об заклад, что танцоры просто не дадут тебе ни минуты отдыха.
— Танцоры? — Кристина не сразу сообразила, что речь идет о развлечениях после ужина. Ведь она попала на бал!
— Ты очень рассеянна. Спящая красавица. Не волнуйся, я подмечаю всех, кто положил на тебя глаз. В случае неудачи с Вествудом мы толкнем тебя в объятия вон того красавчика, что смотрит сюда. — Бэ-Бэ, очаровательно улыбаясь из-за веера, кивнула высокому брюнету в монокле. — Несколько экстравагантен, но зато именит, как черт, и, кажется, богат. Если не делает вид, пройдоха.
— Не пойдет. Мне больше по душе мэр.
— Хороший вкус, но, увы, он занят. У него трое детей, двое внуков и, кажется, четыре любовницы. Кроме того, он очень верный муж и, кажется, импотент.
— А грустный певец, тот, что похож на Пьеро?
— Гомик. И зануда. Строит из себя скорбного недотрогу, да так и высматривает среди толстосумов, кто бы его трахнул.