Самая желанная

Кристина сняла платье, хотела было прикрыть им грудь, но, мысленно посмеявшись над своей застенчивостью, положила его под затылок. Забавно, на всех общественных пляжах голышом ходят даже старухи, а здесь, в глуши, вдвоем с этим совершенно не закомплексованным парнем, она ведет себя как школьница пятидесятых годов. Конечно, ему стесняться нечего — спортивное, сильное тело, смуглая кожа, бронзовая от загара. Густая смоляная шевелюра. А верхние пряди волос выгорели, отсвечивая на солнце золотом. Да и щетина на щеках слегка золотистая, образовала весьма приличную бородку. Сколько же его держали в плену, если он не знает о смерти Элмера? Не менее десяти дней. Ушиб на голове страшный. Кожа здорово рассечена и, наверно, легкое сотрясение мозга. Кристина из-под ресниц рассматривала своего спутника, проникаясь сочувствием и уверенностью в его непричастности к рождественской трагедии. Вот только при чем здесь ее диадема, связавшая их загадочной нитью?..

— Послушай, нам придется много идти. Мне не нравятся твои ноги. — Санта сел, приглядываясь к ступням девушки. — Ну-ка, покажи.

Она протянула ногу.

— И вторую, — деловито скомандовал он. — Ого! Просто беда иметь такие нежные ножки… Детка, ты что, никогда не ходила босиком? Здесь порезы, и довольно глубокие. Вот этот еще кровоточит. — Санта мял пальцами ее стопы, проверяя ранения. — А здесь заноза уже воспаляется! Чем бы ее поддеть?

— Не надо, я сама! — Кристина села, поджав ноги.

— Не капризничай. Я не мама. — Санта отломил острый край ракушки. — Давай, давай. Чем скорее мы проделаем эту операцию, тем легче тебе будет. Терпи!

Кристина терпела, пока Санта торжественно не провозгласил:

— Все! Смотри, целый шип кустарника! Немного крови. — Он приник губами к ранке и, отсосав кровь, сплюнул. — Теперь йодовую повязку в виде листка водорослей, и все будет отлично. Я так делал всегда, когда был еще почти ребенком… И вот, видишь, дожил до зрелых лет. Возможно, нам удастся еще с тобой потанцевать… Через недельку будешь как новенькая. Как тогда, в «Тразименто», где я увидел впервые загадочную незнакомку… Знаешь, почему я умчался из охотничьего домика в такую рань? Боялся не устоять — уж очень хотелось тебя соблазнить. Хотя отступать — не в моих правилах.

Рука Санты скользнула к ее колену, лаская кожу, и в глазах появилось нечто такое, что заставило Кристину переменить тему разговора.

— Твоя рана на голове совсем не шуточная. Ты выглядел чуть живым утром. Да у тебя и сейчас бывает сильная боль. А ведь это из-за меня…

— Изрядно побаливает. Хотя после ванны и трапезы сильно полегчало. — Санта потрогал ушиб, поморщился и показал Кристине пальцы. — Опять, кажется, кровь пошла.

— Ну-ка, давай посмотрю! — Девушка пододвинулась и, положив кудрявую голову себе на колени, осторожно разобрала густые слипшиеся пряди. Края пореза разошлись, сочась свежей кровью. — Ужас! Здесь надо накладывать швы. Или хотя бы повязку. — Оглядевшись, Кристина потянулась к футболке Санты.

— Оставь. Приложи листик водорослей, а над ним заплети стягивающую косичку — вот и будет шов с повязкой. Сутки я еще как-нибудь продержусь. — Он застонал, но тут же, заметив страх Кристины, засмеялся. — Я очень живучий, детка. Ну просто как собака.

Кристина завершила операцию, но Санта удержал ее руки, пристально глядя в испуганные глаза.

— Твои ноги я спас. Теперь очередь губ. Эти ублюдки сдирали пластырь вместе с кожей! — Санта скрипнул зубами. — Я достану их, Кристина.

Он прижал ее к себе, обнимая и покачивая, как ребенка:

— Ты моя бедная, затравленная, одинокая девочка. Мужественная и сильная девочка Кристина! Ну, поплачь, поплачь, детка, а я прошепчу тебе песенку… — Легонько раскачиваясь, Санта тихо запел что-то печальное, ласковое… — Это старинная колыбельная про сиротку, попавшего в бурю, но спасенного Девой Марией. Жаль, совсем горло сорвал, только мурлычу, как кот.

Кристина замерла, прислушиваясь, а когда песня кончилась, подняла на него блестящие от слез, благодарные глаза.

— Поцелуй меня, Санта.

— Санта-Рома. Меня зовут Романо…

— Невероятно, что ужасы и горе так тесно соседствуют с радостью! Какой-то крохотный кусочек времени, и прямо сразу, без перехода границы, я ныряю в блаженство, — сказала Кристина, не отрывая взгляда от вечернего неба, в котором кружила, то появляясь, то исчезая, совершенно розовая от закатного солнца чайка.

Они лежали, тесно прижавшись, боясь пошевелиться, спугнуть то невероятное, что произошло с ними. От первого, нежного поцелуя до последних, дурманящих ласк прошло несколько часов. Нет, целая вечность, превратившаяся в чистейшее наслаждение.