Саманта

И вот, отложив последнее письмо, Сэм вдруг увидела его. Она случайно посмотрела в окно, и… Он оказался там, такой же, как всегда: высокий, красивый, жгучечерноволосый, широкоплечий, с резко очерченным лицом… На нем были ковбойская шляпа и сапоги… только волосы на висках слегка поседели: в смеси соли с перцем доля первой увеличилась, однако это даже красило Тейта, и Саманта, затаив дыхание, смотрел, как он остановился и заговорил с кем‑то из ребят. Она внезапно припомнила, как он прекрасно играл Санта–Клауса. Но потом отпрянула от окна, опустила жалюзи и вызвала к себе секретаршу. Лицо ее пылало, она страшно нервничала и озиралась, словно ища, куда бы спрятаться.

—Разыщи Джоша! — только и смогла сказать Саманта секретарше.

Через пять минут он уже был в ее кабинете. К этому времени Сэм хотя бы внешне обрела спокойствие.

—Джош, я только что видела Тейта Джордана.

—Где? — изумился Джош. — Ты уверена?

Мало ли что, прошло три года, он мог измениться… может, ей вообще все приснилось!

—Уверена. Он стоял на главном дворе и разговаривал с детьми. Найдите его, узнайте, что ему нужно, и избавьтесь от него. Если он захочет повидаться со мной, скажите, что я в отъезде.

—Ты считаешь, что это справедливо? — с упреком посмотрел на Саманту Джош. — Да у него сын только что умер, Сэм. Еще пяти недель не прошло. И похоронен он здесь, на ранчо. —Джош взмахнул рукой, указывая на холмы. — Неужели мы не позволим ему хоть немного побыть здесь?

Сэм закрыла глаза, но тут же открыла их и посмотрела на старого друга.

—Да, вы правы. Покажите ему могилу Джефа, а потом, — пожалуйста, Джош, увезите его отсюда. Здесь ему делать нечего. Вещи Джефа мы ему послали. Ему совершенно незачем здесь оставаться.

—Может, он хочет тебя увидеть, Сэм.

—А я не хочу! — заметив неодобрение в глазах Джоша, Сэм рассвирепела и, развернув свое кресло, уставилась на старика в упор. — И нечего болтать про справедливость! Несправедливо было бросать меня три года назад. Вот что несправедливо! А сейчас я ему ничего не должна, черт побери!

Джош замер на пороге и с сожалением пробормотал:

—Ты в долгу только перед самой собой, Сэм.