Самарянка

— Братан, пора двигать, — Матрос высморкался и взглянул на Мерина и Чифиря, стоявших рядом. — Здесь нам не Сочи, а дело близится к ночи.

— Я сказал, что остаюсь тут, — не поворачиваясь, твердым голосом ответил Мишка.

— Ну что ж, дело хозяйское. Тута так тута.

Он дал своим дружкам знак — и те мгновенно навалились на Мишку, резко заломив ему руки назад и стянув их веревкой в крепкий узел.

— Тут так тута, — повторил Матрос. — Мы с тобой солдаты, бойцы, а не девки какие, чтобы валовать63 друг дружку. Так что прости. Ты сам свою долю выбрал.

Мерин и Чифирь подтащили Мишку к березе, возле которой все так же почти в беспамятстве сидела Дарина, и намертво привязали к стволу дерева. Потом свободным концом веревки привязали и Дарину.

Матрос отошел немного в сторону и ухмыльнулся:

— Ну, прям как два голубка. С подрезанными крылышками.

Он вернулся туда, где стояли остальные, и вытащил что-то из куртки Тунгуса.

— Ты вроде всегда фартовым[73] был, — он снова подошел к Мишке и присел перед ним на корточки. — Коль и впрямь таков, то фартовым и останешься. Фарт он фарт и есть: что на войне, что в лесу, что в болоте. А на нас зла не таи. Если тебя тут найдут, то спрос будет маленький. А нас всех порешат на месте. При попытке к бегству. Или при оказании вооруженного сопротивления. Чтобы потом возни меньше было. Ну, а коль не найдут, значит, фарт оставил тебя. Тем более грех на нас обижаться. Короче, братишка, держи петуха! На удачу!

Матрос раскрыл Мишкину ладонь, вложил в нее боевую гранату и снова сжал ее.

— Держи крепче, братуха! Береги девочку. И себя тоже.

И выдернул чеку. Потом возвратился к остальным и вся группа, уже не оборачиваясь, быстро пошла по скользкому склону туда, где начиналась топь. Через несколько минут их уже вовсе не было слышно.

Мишка сидел, намертво привязанный к стволу березы, даже не в силах шелохнуть рукой, в которой была зажата боевая противопехотная граната с выдернутой чекой. Он прекрасно понимал всю трагичность и безысходность своего положения. Сила в руке все равно ослабнет, он не сможет бесконечно держать гранату, поставленную на боевой взвод — и тогда она разорвется прямо между ним и Дариной, разнеся их своими осколками. Отбросить же куда-то в сторону тем более не удастся — он едва мог пошевелить кистью, а для броска гранаты на безопасное расстояние зажавшая ее рука должна была быть свободной.

Мишка поднял голову вверх, стараясь совершенно ни о чем не думать. Никаких вариантов для спасения сейчас он просто не видел и не мог придумать. Капли холодного дождя стекали по его лицу, падали на грудь. Он посмотрел на голую крону березы, к которой был привязан, и ему показалось, что он уже где-то видел именно эту березку — хрупкую, беззащитную, вцепившуюся тонкими корнями в безжизненные камни. Ему вспомнился сон, когда он лежал возле подбитой «бэхи», рядом со своими убитыми друзьями, их уже обугленными телами, и смотрел на такое же деревце, вцепившееся в скалу. Потом вспомнил странного собеседника, читавшего его жизнь словно с листа.

«Где же ты, всезнайка? — подумал Мишка и горько усмехнулся. — Почему не предупредил, не намекнул? Иль шепнул бы? Я б соломки подстелил, чтобы не так жестко было».

— Миша, — вдруг услышал он за спиной слабый голос пришедшей в себя Дарины.

— Как ты? — повернув к ней голову, насколько было возможно, тут же откликнулся Мишка.

— Миша… Скажи, тебе не страшно?..

— Что именно? В лесу, что ль? А что в нем страшного? Лес как лес… Мы с тобой уже столько прошли, а ты все боишься? Я думал, что ты настоящая казачка.

— Нет… Я не о том… Ты сам знаешь… Ну, умирать… Не страшно тебе?

Мишка понял, что Дарина сейчас была в сознании. Чтобы успокоить ее, он решил отшутиться.

— А кто тут умирать собрался? Ты, что ль? Нет, Дарьюшка, мы еще на свадьбе твоей не погуляли, калым за тебя не взяли. Умирать… Чего надумала. Жених-то у тебя есть?

Дарина помолчала, словно не слыша Мишку.

— Ты хороший парень. Сейчас таких мало… Можно сказать, нет вовсе…

— Ты насчет жениха не ответила.

— У меня был парень. Вернее, есть… Олег. Только отец мне запретил с ним встречаться. Он не нашей веры. А у нас с этим очень строго. Законы такие.

— Чего ж он, такой строгий и правильный, в наш православный скит приехал? Со старцами беседовал…

— Она велела…

— Кто это?

— Ну… Красивая… Что на иконе той…

И Дарина снова замолчала, думая о своем.

Неожиданно снова послышался волчий вой. Уже совсем близко от того места, где они были привязаны к дереву.

«Вот это действительно страшно — быть съеденными живьем голодными волками», — подумал Мишка, понимая, что кинуть гранату в волчью стаю он не сможет. Словно угадав его мысли, Дарина снова тихо спросила:

— Миша… Тебе страшно умирать? Только честно…

Мишка не стал отшучиваться.

— Да я уже в своей жизни столько раз умирал, что одним разом больше — одним меньше… Как там в одной фронтовой песне? «А коль придется в землю лечь — так это только раз»…

— И мне не страшно… С Ней вообще ничего не страшно… Я теперь точно знаю…

— Что ты все о грустном да грустном? — Мишка хотел подбодрить ее. — Найдут нас, если, конечно…

Он осекся.