Самарянка

— Матроскин, мы с тобой смерть видели. Помнишь, как сидели в «гнезде»[67], когда нас кинули на улицы Грозного? Спина к спине! Не разбежались, как паршивые собаки, как псы, а сбились, как волки, в одну стаю и прикрывали друг друга. До последнего патрона! Родные браться не так близки, как мы с тобой сроднились в том бою. Зачем теперь изменять всему этому?

— То не мы изменили жизни, а жизнь изменила нам, брат, — так же тихо, наконец, откликнулся Матрос. — У тебя она теперь одна, а у меня сам видишь какая. Тогда в одном «гнезде» были, а теперь в разных. Давай спи. Болота, топи пройдем, там легче будет. Тунгус эти места знает. Несется, как леший.

— Кто тебе сказки про клад рассказал?

— То, братан, не сказка. За нее уже много людей свои головы сложило. На зоне у нас давно слушок ходил про сокровища, которые в здешних местах староверы спрятали. Шли, бежали через самую топь, когда до них большевики в лесах добрались. Да и прихватили с собой самое ценное, в том числе золотишко. Царские монеты, золотые оклады с икон, старых книг, украшения всякие. Много золотишка… Сидел у нас один «богодул»[68]. Сколько он себя помнил, столько и сидел закрытый. Поди, с самой войны. Или еще раньше. То был авторитет, скажу тебе! Всю зону держал. Сейчас таких нет. Или почти нет. Теперь шпана разная, беспредельщики. Наколок понаделают и думают, что они уже в авторитете. Нет, авторитет заслужить надо, как боевую награду.

Так вот, перед тем, как откинуть копыта, он раскололся и рассказал путь, по которому надо идти, чтобы найти то место. И приметы. Поклялся, что эту тайну ему поведал один старовер, которого упекли по молодости вместе с ним. Взял с него страшную клятву, что тот будет молчать до самой смерти, а потом передаст верным людям. А когда его прихватило, то кроме нас, корешей его близких, никого рядом и не оказалось. Выходит, мы и есть те самые верные, кому можно довериться. А ты говоришь: «сказки». Граф Монтекристо — это сказки. Не ради сказки и не ради того, чтобы нам еще один срок за побег накинули, мы караул сняли и рванули когти. Если и дальше повезет, тогда для нас действительно настанет не жизнь, а сказка. Золотишка там на всех хватит, на всю оставшуюся жизнь. Нашим детям и даже внукам достанется. Молиться за нас будут, когда мы откинемся. Главное — взять это добро. А там прорвемся. Не впервой, поди. Так что, Мишок, давай с нами. Считай, что ты в доле. Там на всех хватит.

— А девчонка? И она в доле?

— Нет, она просто в игре. Я думаю, что святой отец уже доложил кому следует. Все это входит в наши планы. Она поможет нам прорвать кольцо, случись что. А там…

— Матроскин, нельзя прикрываться девчонкой, — снова попытался переубедить его Мишка. — Мы с тобой солдаты, а не террористы. Мы спецназ! Кроме того, сейчас мы сами себе отдаем приказы. Сами себе командиры. Поэтому кивать будет не на кого.

Матрос замолчал, думая о своем.

Неожиданно до их слуха донесся вой: протяжный, заунывный, жутковатый. Потом этот вой подхватили в другом месте глухого дикого леса.

— Волки, — сразу определил Мишка. — На охоту вышли. Или поживу учуяли.

Но Матрос не обратил внимания на Мишкины слова. Он продолжал думать о свеем.

— Скажи мне, почему в жизни такая несправедливость? Чем мы хуже тех, кто на воле? Кто ворует, народ свой грабит, купается в роскоши. Я ведь видел этих «святош». Их заказы выполнял. Все чинно, благородно, культурно. Даже красиво. На их бабки церкви строят, сами они со свечкой стоят. Так почему их Бог не наказывает, а нам до конца дней своих носить клеймо зэка? Или это тоже Богу угодно? Куда Он смотрит, если все знает и все видит?

— Матроскин, не в тему гнешь, — тихо возразил ему Мишка.

— Не в тему? Что ж, тебе легче… Спрятался в лесу — и, глядишь, уже праведник. Свечку поставил, грешки замолил, отбил поклоны — и праведник. Святой… Не, братан, ты попробуй стать святым в том дерьме, где я живу. Где живут миллионы таких пацанов, как мы с тобой, мучаются, продают свою совесть и не могут найти места в жизни. Там стань святым!

— Матрос, ты опять не о том! Если думаешь, что в монастырях одни праведники собрались, то глубоко ошибаешься. И если думаешь, что там все тишь да гладь — тоже. В монастырях не тыл, а передовая. Только там своя война. Я не могу тебе всего объяснить, потому что сам еще не все уразумел до конца. Но поверь, что там тоже борьба. И свое дерьмо, из которого надо выбираться.