Самарянка

Уже снова сгущались сумерки, когда вся группа, вконец обессиленная, промокшая, голодная, остановилась на ночлег. Они протиснулись в небольшую землянку, брошенную неведомыми обитателями здешней глуши, и решили разжечь огонь, чтобы обогреться и хоть немного подсушить одежду. Землянка была настолько низкой и тесной, что они заползали туда почти по-пластунски, сразу стараясь плотнее прижаться друг к другу. Стены этого дикого жилища были совершенно мокрыми, затянутыми плесенью, паутина спускалась со сгнивших бревен, которыми была перекрыта землянка. Посреди этого лесного жилища сохранились следы костра, вокруг которого грелись прежние хозяева, а рядом — охапка хвороста и смолистых сосновых веток.

Мерин тут же достал из кармана пустую пачку из-под сигарет и, хорошенько размяв ее, обложил сухим хворостом, готовясь разжечь огонь.

— Сначала маскировку, а потом заземляться, — скомандовал Матрос.

— Не учи ученых, — буркнул Мерин, — все будет тип-топ. Раз до сих пор на хвост не упали, то теперь по такой погоде нас никто не засечет.

— Сохнуть надо, однако, — проворчал Тунгус, — завтра болота будут, холодные болота. Медвежьи топи называются.

— Да хоть верблюжьи. Скажи-ка лучше, Сусанин, сколько еще? — обратился Матрос к Тунгусу, бывшему проводником.

— Если будем идти, как сегодня, то два броска. Может, три.

— Или пять. Или десять, — буркнул Матрос, раскуривая прямо от разгоравшегося огня промокшую сигарету.

— Ну а ты как, снегурочка? — он подвинулся к Дарине, в страхе прижавшейся к Мишке. — Может, тебя и впрямь обогреть, а?

Он схватил ее за руку, но Мишка тут же высвободил ее:

— Мы об этом не договаривались. Девчонка моя.

— Пока что, — осклабился Матрос. — А дальше ситуация покажет.

Дарина сидела, прижавшись к Мишке, и вся дрожала. От пережитого стресса ее била мелкая нервная дрожь. Кроме того, вся ее одежда промокла насквозь, что также вызвало сильнейший озноб.

Мишка снял с нее кожаную курточку, в которой она приехала в скит, и укутал ее в свою теплую одежду.

— Хоть бы не заболела, — он подоткнул полы куртки ей под ноги, — сейчас выпьешь горячего чая.

— Матрос, глянь, прям как отец родной, — рассмеялся Мерин, раздувая показавшийся огонь. — Батяня…

— Слышь, Мишань, а чего и впрямь стал такой душевный? — глянул на него Матрос. — Ты ей еще колыбельную спой.

— Сам сказал, что она наш козырь в игре, — Мишка по-прежнему сидел рядом с Дариной, обняв ее, — а раз так, то ее беречь надо. Чтоб ни один волосок с головы!

— Дело говоришь, братан, — одобрительно хмыкнул Матрос, — вот ты и береги. А не убережешь, то мы с тебя первого и спросим. Да, братва?

Беглецы одобрительно отозвались в ответ. Глухарь тем временем держал над огнем ложку, готовя в ней дозу для себя. То тяжелое состояние болезненной ломки, которое он испытывал, отражалось на его лице болезненными гримасами и судорогами. Казалось, в эту минуту его совершенно ничего не интересовало, кроме одного: пустить себе в вену очередную дозу наркотика. Остальные пили подогретое в кружках вино, затягиваясь по очереди тюремной «травкой».

— Балдеем по-черному, — протянул Мерин, не скрывая удовольствия. — Если б еще водочки, да стаканчик …

Прежде чем он кинул в маленький котелок, где уже булькала набранная из лужицы дождевая вода, сразу две пачки заварки, Мишка отлил немного кипятка в свою кружку и протянул Дарине:

— Пей, тебе надо согреться.

Та безропотно взяла кипяток и, дуя в кружку, чтобы не обжечься, стала пить маленькими глотками.

— Может, плеснуть красненького? — глядя на нее, рассмеялся Матрос.

Дарина злобно сверкнула на него своими темными восточными глазами.

— Ты, девочка моя дорогая, наверное, под несчастливой звездой родилась, — Матрос тоже наслаждался теплом, разливавшемся по всему телу, — так что на нас глазенками своими не сверкай, не испугаешь. Мы народ бывалый. Пуганный. Нам бы, как говорится, день простоять да ночь продержаться. Так-то, девочка… Если менты на хвост не сядут, то путать тебя в свои дела не будем. А коль сядут, то мы попросим твоего папашу…

— Вы еще не знаете, кто мой отец! — гневно оборвала его Дарина. — Да он вас…

— В том-то и дело, милая ты наша барышня, девочка дорогая, что знаем. Или догадываемся. Поэтому с ним у нас базар особый будет. По душам. А ты пока отдыхай, сил набирайся. Завтра день трудный. По болотам пойдем…

Все стали устраиваться поудобнее, чтобы задремать. Подбросив в огонь еще немного сухого хворосту, Мерин взял автомат и сел возле входа в землянку. Остальные еще теснее прижались друг к другу и тут же задремали. Мишка сидел, прижав к себе Дарину. Он чувствовал, как дрожь в ее теле постепенно утихала, и она тоже погружалась в дремоту.

— Матроскин, — тихо прошептал Мишка, — спишь или нет?

В ответ никто не отозвался.

— Не спишь, — так же шепотом сказал Мишка. — Мы ведь с тобой солдаты. Спецназ. Нехорошо прикрываться девчонкой. Не по-нашему это. Как думаешь?

И снова никто не отозвался.