— Не твоя печаль, куда еду: к старухам или старикам, — огрызнулась Ольга. — Если сказать больше нечего, то давай назад мои бумаги и досыпай дальше. Приятных снов!
Смех поутих, и дежурный уже мирно спросил ее:
— Ты хоть знаешь, как туда ехать? Это ведь что даль, что глушь: ни дорог, ни света, ни телефона — ничегошеньки! Едешь ты, голубка, на добровольную каторгу — вот что я тебе скажу. А зачем? Ей-богу, не пойму.
Дежурный умолк, снова уткнувшись в бумаги, а потом уже вполне миролюбиво добавил:
— Ладно, посиди в зале, с рассветом тебе мы чем-нибудь поможем. А хочешь — посиди с нами, пообщайся. Монашки нас не каждый день навещают. Может быть, послушав тебя, мы тоже рванем в монахи, а?
И многозначительно подмигнул двум сержантам. Те снова поддержали шутку начальника веселым ржаньем. Ольга молча забрала документы со стола и так же аккуратно сложила их обратно в пакет.
Дежурный посмотрел в окно, сладко потянулся, хрустнув суставами:
— Светает помаленьку…
Ольга вышла из дежурки. За окном действительно забрезжил рассвет. Она прошла через весь зал ожидания и по указателю направилась к туалету. На перроне между тем стали появляться первые завсегдатаи вокзальной жизни — торговцы пивом, водой, пирожками, рыбой, дешевыми детективами и прочей всячиной, без которой большинство пассажиров не представляют своих поездок по железной дороге.
В туалете Ольга подошла к грязному забрызганному зеркалу, повесила на крючок сумку, достала мыльницу, старенькое полотенце. Кран открывать не было нужды: вода текла из него непрерывно тонкой струйкой. Подставила ладони, набрала воды и ополоснула лицо.
«Вот так, подруга, — мысленно сказала она, вглядываясь в зеркало, — слыхала, куда едешь? В глушь. На каторгу. Из одной тюряги в другую. И девчонки тебя о том же самом предупреждали. Теперь «мусорня»[6] беспокоится, как бы не пропала даром твоя краса лебединая».
Набрала холодной воды и снова ополоснула лицо, смывая последние следы бессонной ночи. Синие, почти васильковые глаза стали сразу прозрачнее, светлее. Затем освободила волосы, стянутые сзади в один тугой узел, и они рассыпались по плечам — черные, почти смоляные. Распущенные волосы еще больше подчеркнули почти картинные черты ее лица: правильный овал, высокие скулы, гладкий выпуклый лоб и взметнувшиеся на нем, словно слегка удивленные, черные брови. Тонкий прямой нос, красивые чувственные губы, небольшой упрямый подбородок придавали лицу то обаяние и притягательную силу женской красоты, от которой так сразу взгляд не оторвешь.
Ольга обратила внимание на едва заметные, но уже наметившиеся морщинки внизу от уголков губ.
— Старуха, — недовольно отметила про себя и, расчесав волосы, снова стянула их в плотный узел.
На выходе ее остановили две невесть откуда появившиеся молоденькие, ярко накрашенные девчонки:
— Эй, закурить не найдется?
— Бросила, — ответила им на ходу Ольга.
— Чего так? — насмешливо услышала вдогонку. — Здоровье слабое или мама не велит?
Ольга на секунду остановилась и посмотрела на них: подмывало ответить чем-то достойным на их намеки, но не стала. Зашла в зал ожиданий — и остановилась: прямо на нее шел знакомый милицейский патруль.
— Ну что, накурилась? — нагловато спросил один из них, меряя Ольгу взглядом с головы до ног.
— Накололась, — в тон ему ответила Ольга. — И «дряни»[7] наглоталась. Проверять прямо тут будете или опять в свой гадючник потащите?
— Что-то ты, красавица, слишком осмелела, — подключился второй, — смотри, как бы мы тебе не испортили настроение с утра пораньше.
— Да уж вы если кому-нибудь не испортите его, то, наверное, потом целый день как оплеванные ходите, — буркнула Ольга.
— Поговори еще, — стараясь напустить на себя важности, снова оборвал ее первый. — Мы тебя всюду обыскались. Пошли в дежурку.
— Господи, как вы мне все надоели, — вздохнула Ольга, предчувствуя продолжение ночных расспросов.
Войдя в дежурное помещение, она увидела там, кроме уже знакомого милиционера, парня лет двадцати пяти. При появлении Ольги все сразу замолчали, а незнакомец, повернувшись всем корпусом к вошедшей Ольге, стал ее с любопытством бесцеремонно рассматривать. Было видно, что речь шла именно о ней.
— Наверное, уже настучали кому-то, — подумала Ольга.
Но дежурный развеял ее опасения. Кивнув на нее, он с ухмылочкой обратился к своему собеседнику:
— Вот тебе, Павлуша, попутчица. Смотри, не обижай и не вздумай шалить, а то греха потом не замолишь вовек. Боженька тебя за будущую монахиню Гаевскую крепко накажет.
— Это кто — она, что ль, монашка? — изумился незнакомец, по-прежнему не сводя с Ольги глаз. — Все, решено: тоже иду в монастырь. У вас там найдется местечко?
— Становитесь в очередь, товарищ, — рассмеялся дежурный, — за нами будешь. Сначала мы, а ты потом. Уважь старших по званию и возрасту. Как там в песне поется: «Старикам везде у нас почет!» Так-то, братец!