Самарская вольница

— Братцы! Нажмите на весла, сколь есть сил! За нами в трех верстах гонятся воры-казаки! Ежели изловят — пустят по Волге! Не жалейте рук, будем чаще меняться!

— Вот незадача получается, а? Мы от горя тетеримся, а оно к нам голубится! — буркнул низкорослый кормчий, оглядываясь.

Тимофей Давыдов, еще раз вспомнив недобрым словом покойного теперь астраханского воеводу Прозоровского — от его попустительства воровские бунтовщики и размножились! — не сдержался от бессмысленного теперь укора:

— Любо ли вам такое видеть, а? Донская портомоина и на Волге воду замутила! — И еще раз к своим стрельцам: — Эгей, братцы, навались! Аль наши затылки наковальни, чтоб всякая сволочь молотком била!

Гребцы налегли на весла, и струг заметно прибавил ходу, но видно было, что без попутного ветра от казаков все едино не уйти: расстояние не так быстро, но все же заметно сокращалось.

— На переволоке придется струг бросить, не дадут казаки перетащиться в Усу, — с сожалением выговорил ротмистр. Стрелецкий голова глянул на него, как на сошедшего с ума, — тут самим бы как соскочить в удобном месте, а он струг думает переволакивать! С языка сорвалось горькое и запоздалое осуждение:

— Эх, кабы воеводе князю Милославскому пораньше-то поставить здесь добрую стрелецкую заставу с пушками!..

Но что горевать о несбыточном, когда супротивник с каждым получасьем сокращал не менее четверти версты! Гребцы на струге сменялись, а тех дьяволов будто и усталость не берет! Хотя нет, их челны тоже на время замерли с опущенными веслами, казаки поменялись местами, и весла вновь засверкали в лучах солнца, поднявшегося над левобережными лесами, в затонах и протоках. Стрелецкий голова все чаще и чаще поглядывал на левобережье. «Можно и туда ткнуться… Да не выберешься из низин без знающего человека, в зыбун угодишь, — лихорадочно соображал стрелецкий голова. — Нам ведь надо не к Самаре, а к Синбирску пробиваться!» И он впился ищущим взглядом в правый берег: вдоль воды узкая песчаная или каменистая полоска, затем отвесная стена известняка, с причудливо вымытыми в дни высокого паводка норами, словно здесь поселились стаи волков со своими выводками.

«Не взобраться по таким обрывам без пристойных мест для подъема. Казаки настигнут и как зайцев на голом месте перестреляют».

Донских казаков, по прикидке Давыдова, за ними гналось не менее трех-четырех сот человек! Смешно и думать, чтобы отбиться от такой силы его командой!

— Что делать будем, голова? — спросил Филипп Квас, один из его сотников, нервно хлопая саблей в ножнах. — Ведь ежели изловят — предадут позорной смерти с надругательством!

— Лучше в ярости драться и помереть от пули или от сабли, — подхватил и Марк Портомоин.

И третий сотник Макей Пряха, которому и служить-то до выхода на нерадостный пенсион осталось три года всего, согласился с Портомоиным. Несмотря на бледность, покрывшую лицо, он коротко сказал:

— Аль честь присяги изменой и трусостью измараем?

Минут десять стрелецкий голова думал, не спуская глаз с казацких челнов, словно надеялся на чудо: те сами поворотят назад, к своему бесшабашному атаману, потом высказал свое решение:

— Сделаем так, сотники! Пошлем одного из вас на челне впереди струга с вестью к синбирскому воеводе Ивану Богдановичу Милославскому, что донские казаки уже вовсе близко. И пусть отпишет о том великому государю и озаботится достойной встречей того Стеньки… А остальным тяжкий жребий — удержать воровские челны огневым боем. Кого из вас вестником пошлем, решайте!

— А тут и решать нечего, — твердо высказался сотник Филипп Квас. Его израненное шрамами лицо слегка порозовело. — Тебе, голова, и идти к воеводе! И наших стрельцов у Синбирска перехватить — негоже им плыть к дому без командира, за изменщиков примут и в кандалы забьют… А ведь там и наши дети стрельцами служат, о них надобно заботу поиметь перво-наперво… Возьми кого ни то в напарники да четырех гребцов и гоните на веслах к переволоке. Тебе, стрелецкий голова, и прошение о милости к нашим семьям писать на имя великого государя, как старшему по чину.

Остальные стрелецкие командиры, и даже рейтарский ротмистр, что крайне поразило Тимофея Давыдова, дружно поддержали Филиппа Кваса.

Времени на препирательства не было, и стрелецкий голова подчинился решению сотников:

— Ну, коли так, возьму я с собой Назария Васильева да пятерых синбирских стрельцов… Простимся, братья, да хранит вас Господь. А за старшего средь вас будет сотник Марк Портомоин, он уже бывал в стычках с казаками под Яицким городком.

Простившись со стрельцами, которые оставались на струге, Тимофей Давыдов снял шапку и поясно со всеми еще раз раскланялся. Не мешкая, спустились в челн, приняли пятерых стрельцов, разобрали весла и вложили во взмах всю силу, на которую были только способны их руки и спины.

С ближнего казацкого челна, до него было уже чуть больше версты, заметили уходящий от струга челн и выстрелили из ружья.