Самба на острове невезения. Том 2. Разоблачение Шутника

— Нет, он говорил, что ты двигаешься неправильно. Это так и есть.

— Ну вот! — загрустила я пуще прежнего. — И что теперь делать?

Новый учитель одарил меня томительной полуулыбкой-полуухмылкой.

— Учиться! Твой тренер не смог тебя обучить, а я смогу. Доверься мне.

— Как ты, однако, в себе уверен! — удивленно-восхищенно, но вместе с тем с заметной толикой сарказма заметила я.

— Вот как раз чего тебе не хватает — уверенности! Ты слишком скованна и застенчива. — Крыть мне было нечем. Я хорошо себя знала, увы, он был прав. — Итак, закрой глаза и представь, что ты на Черном море. Стоишь по пояс в воде. А водичка тепленькая такая, градусов двадцать шесть. Волны плещут, и твое тело слегка раскачивается им в такт. Море прибывает и убывает… Прибывает и убывает… Волна за волной.

То ли я была сильно подвержена гипнозу, то ли хрен знает еще что произошло, но, короче, я реально перенеслась на Черное море. И стояла недалеко от берега, по пояс в воде. И ощущала, как она ласкает и раскачивает мое тело.

— Теперь начинай двигаться, — донесся незримый тихий голос откуда-то.

Прямо из воды вынырнула мужская рука, легла мне на талию, другая взяла ладонь, и мы стали медленно и плавно танцевать.

— Вот! Видишь, все у тебя получается! Нужно было всего-то немножко расслабиться. А теперь ускоряемся, а то за песней не успеем. И… раз-два-три-четыре…

Москва, день 13-й

Сегодня у нас были промежуточные съемки. Сначала Муравьев нагрянул к нам на квартиру. Снимал обстановку, как мы общаемся и пьем на кухне чай (я же усиленно делала вид, что с ним едва знакома и вообще старалась поменьше на пленке мелькать, все-таки не люблю, когда меня показывают в «домашнем виде»), потом у крылечка, как мы встречаем прибывших тренеров. Далее всей гурьбой направились на стадион, где уже ждал ведущий, второй оператор и еще какие-то незнакомые лица. Здесь мы должны были танцевать дружно, парами, на камеру. Воспользовавшись неожиданно возникнувшей заминкой (мистер Фокс не мог согласиться с двумя представительными дядями по какому-то организационному вопросу), Серега поманил меня в кусты.

— Тебе письмо от главного.

Я развернула. «Дорогая Ю.! С работой справилась великолепно. Дело о контрабанде близится к логическому концу. День-другой — и твой калека расколется и выдаст главного. Теперь плотно займись Ш. Докладывай о любой мелочи. Твой Г.»

— Твой Григорий? — икнула я. — Ну ни фига се!

— Что там? — Муравьев наглым образом попытался прочесть через мое плечо.

— Слушай, Сереж, для капитана полиции ты слишком любопытен!

Наблюдая, как у полицейского при исполнении стремительно краснеют щеки, я удовлетворенно принялась строчить ответ. Однако как приятно! Меня расхвалили! Надо бы Катьке похвастаться. Кстати, почему от нее до сих пор нет письма?..

Не успела я додумать эту мысль, как где-то в районе талии у Сереги загудел мобильный.

Посмотрев на экран и несколько удивившись, он все же ответил:

— Слушаю, — и следующие сказанные им неизвестному абоненту слова заставили мои внутренности завибрировать совсем так же, как пару секунд назад делал сотовый: — Что стряслось?.. Как, опять?!

— Сережа, что там?! — трясла я его за рукав, позабыв о том, что человек разговаривает с начальством по особо важным вопросам и ему, мягко скажем, не до меня, а еще о том, что в любой момент нас могли засечь за этим занятием кто-то из соучастников проекта или других нежелательных лиц, и как потом расхлебывать это, одному Богу известно.

Несмотря на все это, я почти сразу получила ответ. Муравьев дал отбой, посмотрел мне в глаза и выдал:

— На острове снова убийство.

Глава 24

Остров, день 7-й

Передвигая еле плетущиеся и зудящие от укусов ноги, я брела за остальными к лагерю. Как дамоклов меч надо мной нависла опасность разоблачения и неминуемо последующего за ним скандала, и что мне делать дальше, я не знала.

Когда все достигли стола и расселись по местам, я еще долго стояла над ними, пялясь в одну точку, пока наконец-то Саныч не потянул меня за руку, усаживая подле себя.

— Ты салат будешь? Их надо доедать, а то на жаре испортятся. Какой тебе положить? — Я молчала. — Вот тут крабовый, «Оливье», «Цезарь», «Мимоза»… Да что с тобой такое? — Я молчала и не двигалась, глядя в пустую раковину-тарелку. — Это из-за того, что мы нашли, да? — прошептал он мне в ухо. — Я тоже не в себе. Расслабься, что-нибудь сообразим! — Уже громче: — Налетай, Катерина, живем один раз!

Нет, дедуля, это не из-за топора. Это что-то похуже!

При съемочной группе Маврикий отчего-то решил молчать. По крайней мере, обед прошел гладко. Он ел, пил, веселился и старался быть очень милым для всех.

«Может, все обойдется? — успокаивала я себя. — Может, он вовсе не это имел в виду?»

Но как только съемочная группа погрузила опустошенную посуду и складные стулья в вертолет и сделала нам ручкой, выяснилось, что Маврикия я поняла, увы, правильно.