Сами мы не местные

– А, Азамат-ахмад! – радостно восклицает он, едва войдя в шатер, а потом продолжает что-то говорить про то, легко ли мы нашли да как тут устроились, насколько я могу понять.

Меня, да и всех присутствующих, несколько удивляет его обращение. Северянин тут же тихонько у него спрашивает, дескать, ты чего тут поклоны разводишь, это же просто хозяин земли, и не бог весть какой важный.

Наш провожатый прямо-таки задыхается от возмущения, а потом широким жестом отмахивается от своих коллег:

– Что с вас взять, вы ж никогда на Белый День не ездите в столицу. Вы бы видели, как он на боях выступил, все бы поняли сразу, бездельники!

Во всяком случае, я думаю, что он сказал примерно это. Я начинаю понемногу привыкать к долхотскому акценту, особенно если уши тремя слоями утеплителей не закрыты. Во всяком случае, за «бездельников» точно отвечаю!

Азамат явно польщен, и я тут же расслабляюсь. Обидчиков поставили на место, а моего мужа есть кому защитить и без меня. Благодать! Вот сейчас еще поужинаем…

Тут уже совсем жарко. Я решительно вылезаю из комбинезона и верхнего свитера, а потом и Азамата вытряхиваю из лишней одежды. Нечего ему перегреваться. Потом углубляюсь в изучение термопака: такой моделью я еще не пользовалась. Обычно отдельно переносной холодильник, отдельно жаровня. А тут комплект – три отделения, в каждом коробочка с едой. Для каждого можно указать количество градусов. Хочешь – минус двадцать, а хочешь – плюс сто. Только выключить вовремя не забудь… или оно само выключается, когда закипит?

Мужики тем временем обсуждают что-то про лошадей и прогнозы погоды на весну и лето, основанные на поведении перелетных птиц, облаков, рыбы в море и чем-то еще столь же точном. Впрочем, может быть, в этом и есть зерно истины.

Поклонник Азаматовых боевых успехов обещает завтра нас первым делом отвести в конюшни, чтобы мы прониклись, восхитились и покатались. Азамат его тут же осаживает:

– Давайте не очень рано, моя жена любит утром поспать.

– Да я вообще удивляюсь, – отвечает тот, – что вы такой цветок потащили в степь по снегу.

– Это еще кто кого потащил, – смеется Азамат. – Моя супруга – суровая земная женщина, может взрослого воина с ног свалить одним ударом, а тут подумаешь, какие-то лыжи!

Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не заржать, глядя на благоговейные лица пастухов.

Мы ужинаем их похлебкой с нашими пирогами, после чего они расходятся по другим шатрам, а нам оставляют этот в полное распоряжение. Они сначала, конечно, хотели освободить нам два шатра – как же, не могут ведь богатые супруги из столицы провести ночь вместе! Но Азамат им строго указал, что я не умею, да и не должна, управляться с печкой, а тем более костром, и вообще, ему не нравится идея оставлять меня одну – и при этом выразительно так посмотрел на троих из четырех пастухов, что сразу стало ясно, что именно ему не нравится. Про костер он, кстати, соврал, с костром я управляться умею. Впрочем, я никогда об этом не говорила, так что он имеет право не знать.

Вот тут-то и возникает первая трудность выгуливания меня на природе. А именно – я не могу лечь спать, не помывшись хотя бы символически. А Азамат, конечно, предусмотрел все, кроме этого. В шатре же никакого тазика и в помине нет, а мытье на улице в этом сезоне исключено…

Азамат, правда, находит простое решение: отворачивает пару шкур, под ними песчаная земля, слегка подогретая теплом постоянно поддерживаемого костра и потому не насмерть заледеневшая. Воду впитает, во всяком случае.

Потом выясняется, что воды в канистрах с водой хватит на чай и суп, но никак не на помыться. Так что мы (я, естественно, настояла на том, чтобы не один Азамат маялся с моими запросами) одеваемся, выходим наружу и нагребаем снега во все имеющиеся емкости, а потом греем все это до получения нужного количества воды. Даже больше чем нужного, примерно вдвое. Так что, когда наконец доходит до мытья, сначала Азамат поливает меня, а потом я его. Он поначалу сопротивляется, но у меня есть веский довод: по грязному мазаться плохо.

– Ну можно ведь сегодня пропустить, – осторожно предлагает Азамат, которому совершенно не хочется раздеваться и мокнуть.

– Солнце, давай проясним этот момент, – говорю я, выразительно двигая бровями. – Если я сказала «каждый день», это значит каждый день. И откосить ты сможешь не раньше чем я удостоверюсь, что ухудшение не начнется снова. Так что никаких пропусков, а то знаю я вас, мужиков. Сегодня день пропустим, а потом неделю, а потом месяц, а потом вообще забьем на все, потому что не помогает. Нет уж!

– Хорошо! – Он поднимает руки, дескать, сдаюсь.

Вот и славно.