С белого света, значит, с планеты Земля. Где я прожил тридцать три года, где светило солнышко и вообще, чаще было хорошо, чем плохо. «Кто умер, но не забыт, тот бессмертен», — припомнил я афоризм китайского мудреца Лао-Цзы, который много раз повторяла молоденькая учительница словесности Лия Сергеевна. Но эти явившиеся ко мне существа были явно не китайцы. Да и ведь я, пусть атеист по воспитанию и земной практике, по бессознательной коллективной памяти всё же был ближе к христианскому вероисповеданию. Но, разумеется, в ортодоксы себя не зачислял. С креста меня не снимали.
— И как долго мне ещё ждать?
— Сколько положено, столько и будете, — буркнул тёмный.
Ну, что за неприятный тип! Был у меня при жизни один вредный коллега; слушая тёмного, я почему-то представил его. Даже, мне казалось, голос тот же: ядовитый, насмешливый. Он часто донимал меня, стращая при каждом удобном случае, что человек смертен. Впрочем, я и без него не питал иллюзий. Но он прибавлял, что это еще не вся беда, а еще хуже, что человек — внезапно смертен. И накликал, подлец, мою скоропостижность. Я даже не успел осуществить задуманный бунт: высказать своё «фе» зарвавшемуся шефу.
А вот светлого я ни с кем из земных людей не смог отождествить.
— Тысячу лет, — сжалившись, ответил он на мой вопрос.
И тут я уловил знакомые интонации! Но они принадлежали не мужчине, а женщине, которая еще раньше меня покинула бренный мир. Это была моя бедная тётя, старая дева, всю жизнь проработавшая воспитателем в пансионате для ущербных детей, от которых отказались матери. Возможно, профессиональную манеру общения с ними она перенесла и на всех взрослых, считая их несовершенными и достойными жалости.
— А почему не пять тысяч? — съязвил я.
— Вам недостаточно? — недовольно сказал тёмный. — Думаете, спустя тысячу лет кто-нибудь из живых припомнит ваши деяния?
— Да нет, думаю, что и тысячи много.
— Вам трудно угодить, — проворчал темный и обратился к светлому. — Коллега, я удаляюсь.
— Хорошо, а я задержусь. — Светлый остался один и спокойно, не торопясь, стал мне разъяснять. — Да, мы ожидаем с большим запасом времени, чтобы случайно не ошибиться. Ведь в вашей земной практике были случаи исторической реабилитации. Даже прежде сожженные объявлялись святыми.
О ком это он? Я припомнил, кого знал из сожженных на кострах: Жанна Д'Арк, Джордано Бруно, Ян Гус… но бросил это занятие. Меня больше интересовало, что будет лично со мной. Так прямо и спросил, замерев в ожидании ответа:
— А потом что со мной будет?
— Потом высшая аттестационная комиссия примет окончательное решение в зависимости от того, что перевесит: добро или зло, совершённые вами. Вас отсюда переведут в склад материального обеспечения, где вам предложат выбрать себе новое тело.
— Вот это да! — восхитился я. — Значит, я опять стану телесным?
— Да, — подтвердил он, — чтобы в полной мере наслаждаться или всесторонне — и физически, и нравственно, испытывать мучения.
— Так, значит, я сам буду выбирать? — спросил я, прикидывая, какое тело мне предпочесть. В сознании возникли атлетические фигуры Геркулеса, Ахилла, а из более поздних — железного терминатора Шварцнегера, итальянского жеребца Сталонне…
Светлый остановил полёт моей фантазии и объяснил, что я должен подобрать тело максимально близкое к моему прежнему, дабы не возникло противоречий между душой, привыкшей к определенным параметрам, и новой оболочкой.
Я спросил у него, каким образом достичь максимального тождества. Он и это объяснил. Я понял, что процесс подбора у них похож на составление фоторобота по частям, с постепенным приближением к оригиналу.
— Вон оно как! — Я тотчас задал еще один вопрос, который меня заинтересовал: — А скажите, на какой возраст я должен ориентироваться?
— Это по желанию, — ответил он.
И опять я затормозил.
— Ну, а если я предпочту своё семнадцатилетнее тело, то, следовательно, меня и здесь, в ваших краях, будет сопровождать гиперсексуальность?
— Экий вы, — мягко пожурил он. — Нет, это вас минует. У нас тут идеальные отношения.
Настроение (если можно так выразится) у меня поднялось. Мне стало приятно, что я вернусь в свое тело. Я не переедал, регулярно ходил в бассейн, спиртное употреблял изредка и в малом количестве. Стало быть, и требуха у меня в норме. Однако… что последует? Вечное блаженство или адские муки?
Вопросов возникало всё больше. Но за светлым явился темный и повлёк за собой.
— А если никаких данных обо мне не поступит? — крикнул я им вслед.
— Тогда мы попросту дематериализуем вас, — бросил тёмный.
— Деидеализируем, — с благожелательной улыбкой поправил светлый.
— А, ну да! — согласился тёмный, как бы и не ко мне обращаясь. — Его прежнее тело уже черви съели.