— Пустую ты работу делаешь, дед, — вдруг услышал снова лесник. — Васька Сарычев — он парень настырный, дело свое крепко знает. Ночью он не придет, ему тоже отдохнуть надо, и Васька понимает, что мне все равно деться некуда. А вот с утра, да по свежему следу…
— Твой след нынче же вечером снегом завалит, — возразил дед, срывая с грязного худого тела пропотевшие тряпки.
— Найдет, — с какой-то нечеловеческой уверенностью пробормотал Костя. — Поверь мне… Как тебя зовут?
— Иван Архипыч я.
— Поверь, Архипыч, этот — найдет. Зря ты впутался, как бы и тебе не поздоровилось.
— Ты не пугай меня! — прикрикнул лесник. — Мы и так пуганые. Все немецкую, ну, ту, что первая, прошли, а потом еще и гражданскую, до самой Варшавы.
— И обратно? — бледно улыбнулся раненый.
— И обратно, — согласился старик.
Позже, когда вскипела вода, старик осторожно обмыл ослабевшее тело своего неожиданного гостя и попытался накормить его. Руками тот ворочал едва-едва, Иван Архипыч кормил его сам. Ел парень жадно, но сдерживал себя, понимал, что нельзя набрасываться на еду. Это деду понравилось. «Ведь должен выжить», — неожиданно подумал он. «Рана неопасная, в тепле да в сытости — разве ж я его не выхожу? Вот только этот его Сарычев…».
— Костя, — окликнул он раненого. — Кто тебя так?
Дед пальцем показал на рану, укрытую свежей беленой повязкой.
— Сарычев твой, что ль?
Костя кивнул. Ему говорить — и то было трудно.
— Вообще-то, их четверо было. Или даже пятеро. Одного я свалил — это точно. А потом меня зацепило. И патроны кончались…
— Чего вы не поделили-то? — вздохнул лесник.
Что случилось с этим странным парнем? Откуда он взялся тут? В окрестных деревнях да селах молодежь по большей части ушла с отступающей Красной Армией. И почему русские гоняются по лесам за русскими же? Что-то лесник, сидящий в своей глуши даже без радиоприемника, прослушал? Новая гражданская? Да нет, с чего бы? Или…
При мысли об этом Иван Архипыч вздрогнул. Слышал он краем уха о том, что в некоторых деревнях гансы призывают местных мужиков, способных держать оружие, вступать в какую-то ихнюю полицию. Нет, но не может же этот простой русский парень Костя быть фашистским прихвостнем? Или это Сарычев, которого Костя так боится, прислуживает оккупантам?
— Расскажи мне, — мягко попросил лесник. — Почему тебя хотели убить? Что с тобой стряслось?
И тут случилось небывалое — Костя рассмеялся. Получалось это у него плохо и от того выглядело особенно страшно. Голый, закутанный в одеяла парень, которому и рукой-то шевельнуть — непосильная задача, трясся от мелкого булькающего смеха, туда-сюда ходил острый кадык, вздрагивали губы.
— Не, дед, я не сумасшедший, — опередил он уже готового спросить об этом старика. — Но если я правду расскажу, ты точно не поверишь.
Ночь пролетела быстро. Раннее зыбкое утро Иван Архипыч встретил на ногах, выскользнул на лыжах в лес, быстро и сторожко пробежался в ту сторону, откуда вчера притащил Костю. Но все было пока спокойно. Тогда он вернулся домой и принялся вспоминать вчерашний разговор.
Спасенный им парень, просмеявшись, заявил, что прибыл к нему из будущего.
— Это как? — поперхнулся от удивления старик черным горячим густым чаем.
— Да вот так. Там, у нас, вы все, все, что здесь происходит — это история. Вы для нас уже умерли, дед, а мы для вас не родились еще. Как еще проще объяснить?
— Ну хорошо, — Иван Архипыч махнул рукой. — А к нам вы зачем шастаете?
— Вот в этом все дело… Дай сначала чаю. Потом дальше расскажу.
Напившись, Костя принялся кашлять, и кашлял долго, с надрывом. Наконец, смог говорить снова.
— Это развлечение такое. Военно-исторический туризм. Заплати денег — и отправляйся, на любую войну, воевать за любую сторону. Хочешь — на Куликово поле, хочешь — на Бородино. А хочешь — сюда, на Великую Отечественную. Можешь — за наших, можешь — за фашистов.
Похоже, своими вопросами лесник разбередил что-то у Кости в душе, тот уже не делал долгих пауз, говорил, говорил, лихорадочно, сбиваясь, но не останавливаясь. Старик даже испугался сначала: а ну, парню снова плохо станет? Однако пересилить свой интерес, отказаться от рассказа и заставить раненого замолчать после того, как сам же его спросил, он уже не мог.
— Понимаешь, Архипыч, куча народу отдает бабло за то, чтобы почувствовать себя в шкуре простого немецкого зольдатена, пришедшего покорять дикую Россию. Перед нами все цветет, за нами, блин, все горит… Есть побольше филок — можно и в эсэсовца поиграть. Прикинь, экслюзив-тур, в программу входят допрос партизанки и расстрел подпольщиков. Каково, а?
Он закашлялся снова, попытался рукою схватиться за грудь, болезненно поморщился.
В его последних словах дед многое не понял, но уловил только, что какие-то люди из будущего платят деньги, чтобы поучаствовать в войне на стороне захватчиков. Вот ведь гады! Как такое только в голову человеку прийти могло.