Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского

Между тем значительные круги французских предпринимателей были связаны с внешними рынками, и протекционистская система не соответствовала их интересам. Кроме того, во Франции все более явно начинали ощущать растущее отставание на экспортных ранках сбыта от других европейских государств, прежде всего от Великобритании. Несмотря на то что Франция экспортировала гораздо больше мануфактурных товаров, чем импортировала, соотношение их экспорта к совокупному промышленному производству оставалось низким (7–8 %)[111]. В условиях экономического кризиса 1846–1847 гг. заметный размах приобрело движение сторонников либерализации международной торговли, осуждавших политику протекционизма, которая, по их мнению, ограничивала конкуренцию, вела к повышению цен и сокращению спроса и, следовательно, являлась одной из причин кризиса. На рубеже 1845–1846 гг. была образована Центральная ассоциация за свободу обмена, среди активных деятелей которой были либеральные экономисты Ф. Бастиа, А. Бланки, М. Шевалье. В противовес ей возникла Ассоциация в защиту национального производства, выступавшая за сохранение высоких таможенных тарифов.

Однако все ли богатели во Франции? Ведь социальные проблемы в условиях модернизации экономики всегда являются весьма острыми. Во многом это было связано с последствиями промышленной революции, а именно с упадком тех отраслей производства, которые не выдерживали конкуренции с крупными предприятиями. Это способствовало усилению во Франции социальной пропаганды теоретика коммунизма Э. Кабе, фурьеристов Л. Блана и Ж. Прудона.

Принимая слишком отвлеченно принцип «laisser faire», орлеанисты мало обращали внимания на торгово-промышленные интересы, мало заботились о положении низших слоев общества. «Я могу только сожалеть о вас», – говорил Луи-Филипп эльзасским рабочим, жаловавшимся на недостаток работы[112]. Такие заявления короля вписывались в рамки общего подхода к социальным проблемам, доминировавшего в Европе первой половины XIX в. Классический экономический либерализм не подразумевал активной социальной политики. Во-первых, по твердому убеждению либералов, государство должно лишь создавать благоприятные условия для бизнеса (отсюда главный лозунг орлеанистов – «Порядок и свобода!»), но не вмешиваться в естественный ход вещей и закономерности рынка. Во-вторых, у государства тогда не было средств для активной социальной политики. Поэтому либералы-орлеанисты полагали, что государство не должно обременять себя социальными функциями, считая их уделом частных лиц или благотворительных организаций. Как полагал Ф. Гизо, улучшение материального благосостояния основной массы населения зависело прежде всего не от государства, а от самих людей. Он писал в «Мемуарах»: «Долг правительства заключается в том, чтобы прийти на помощь обездоленным классам, помочь им укрепить их усилия в их растущем стремлении к благам цивилизации. В этом нет ничего более очевидного и более святого. Но это должно делать не государство, а сами люди»[113].

Было бы неверно утверждать, что правительство Луи-Филиппа ничего не сделало в социальной сфере. 22 марта 1841 г. король обнародовал закон о детском труде на мануфактурах, заводах и в мастерских, согласно которому запрещался ночной труд детей и ограничивалась продолжительность рабочего дня восемью часами для детей в возрасте от восьми до двенадцати лет и двенадцатью часами – для подростков в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет.

Если в России важнейшим вопросом был крестьянский, вызывавший наибольшие споры и дискуссии, то во Франции такой проблемой являлось реформирование избирательной системы. Именно отказ правительства Луи-Филиппа от проектов реформирования избирательной системы во второй половине 1840-х гг. вызвал наиболее острую критику со стороны оппозиции. Вопрос о расширении избирательного корпуса занимал Луи-Филиппа и его министров с первых дней после Июльской революции. Основные принципы новой избирательной системы были намечены в Хартии 1830 г. и окончательно закреплены в избирательном законе от 19 апреля 1831 г. Эта реформа почти вдвое увеличила число избирателей по сравнению с периодом Реставрации. Избирательный корпус составлял 166 813 избирателей, плативших 200 франков прямых налогов, 1262 избирателя, плативших менее 200 франков, и 668 «способных» – всего 168 813 человек, то есть немногим более пяти избирателей на одну тысячу жителей[114].

Для современников, привыкших за годы Реставрации к медленному, но постепенному сокращению числа избирателей, это увеличение стало настоящим потрясением. Хотя Франция далеко отставала от Великобритании и Бельгии по числу избирателей на одну тысячу жителей, в целом тенденция была прямо противоположной тому, что происходило в годы Реставрации.