Самодурка

Было уже очень поздно — час или два ночи. И ночь, царившая над землей, стояла стеной, заслоняя, отгораживая Надю от минувшего дня — самого долгого, страшного и самого важного дня в её жизни. А квартира Георгия на Юго-Западной, из которой утром шагнула она в этот день, и куда нежданно-негаданно возвратилась, словно бы поместила её бытие в сторожевые рамки квадрата.

На столе, придвинутом поближе к камину, все было накрыто к жину. Откуда-то появилась свежая скатерть в бело-голубую клетку, по краю обшитая кружевной прошвой. В вазе — еловая ветка с шишками, на столе — латунная пепельница в виде лягушки с раззявленным ртом. В фарфоровой мисочке с синей каемкой — горка нарезанных кружочками помидоров в сметане. Сыр, ветчина. Отварная картошка на блюде. Сверху томился оплывающий кусок масла, растекавшийся ручейками по желтоватым, кое-где рассыпавшимся клубням. На деревянной доске — свежий мокрый пучок зеленого лука.

Ларион вслед за Надей подобрался к столу и, весь напрягшись, обнюхивал это съестное богатство.

«Где он лук-то достал? На рынке?» — почему-то именно эта мысль первой пришла ей в голову. Она растерялась. Такая забота была для неё чем-то давно позабытым и утерянным в кромешной мгле отлетевших дней.

Подошла к столу, тронула послушно хрустнувший под пальцами стебель лука… и словно потайную кнопку нажала — на глаза навернулиссь слезы. Ей не верилось! Не верилось до сих пор, что все кончилось… Оттаивать оказалось делом нелегким.

Дверь в кухонку была приоткрыта и оттуда доносилось шипенье, пыхтенье какой-то снеди на сковородке. Федор возился там, напевая песенку.

Так здрвствуй, постаревшая любовь моя! Смотри
как падает снежок…
На листья клена, на берег Дона, натвой заплаканный
платок.

— Так, так… и так! — комментировал он свои действия, — судя по всему, выуживая приготовленную еду со сковородки и не замечая, что Надя сошла вниз.

— Вот сейчас мы тебя подкрепим, ангел мой!

… И чуть не столкнулся нос к носу с Надеждой, подошедшей к двери на кухню. В одной руке у него была бутылка красного вина, в другой — тарелка с дымящейся курицей. И Георгий застыл на пороге, встретив взгляд её изумленных расширенных глаз.

… И секунды молчали, подчинившись велению паузы, и золотистые искорки Надиных глаз сверкали, окунувшись в его звездную синеву, — их взгляды слились.

— Ты… — запнулась она, испугавшись, не веря — не смея поверить, что в судьбе её свершается поворот.

— Все хорошо, все в порядке. Ты сядь! — он чуть не бегом поспешил к столу, чтобы поставить бутылку и курицу, а, разделавшись с этим, вернулся к Наде и бережно обнял её за плечи.

— Ты отдыхай, родная. Все уже позади. Все! Только ты сейчас об этом не думай, не вспоминай…

Так, приобняв её и поддерживая, и повел к столу. Усадил. Умчался на кухню, принес два бокала и зеленые вышитые салфетки. Разлил вино по бокалам и поднял свой.

— Вот ты и свободна. За твой исход в Египет! Ты успела, ты все смогла… вот и земля обетованная! — и легонько притронулся к её бокалу своим, отозвавшимся слабым, точно испуганным звоном.

— В землю обетованную с таким-то лицом… — Надя рукой прикрывала заплывший глаз.

— Ничего — это пейзаж после битвы! Ты выиграла её, свою битву. Притом, дважды — второй раз, когда мне все рассказала. Там, у меня, на Юго-Западной…

— Я тут не при чем. Ты понимаешь, что произошло чудо? Он… он уснул. Я молилась. И он уснул.

— И все-таки это твоя победа. Чудо-то даровали тебе… И знаешь, это ещё цветочки! Разве такие битвы у нас впереди? Увидишь! Только, надеюсь, они уж будут без рукопашной… Победителей всегда ожидают новые битвы.

— У… нас? — переспросила Надя, глядя себе в тарелку.

— У нас. У двух половинок: у тебя и у меня. Только об этом — потом, ты сейчас ешь и спи. Ешь и спи! Поправляйся. А на лицо внимания не обращай, дело пары недель…

Из кухонки в комнату явился Горыныч, топая своими крепкими толстыми лапами в белых чулочках.

— Ага, те же — и Змей! — рассмеялся Георгий, понялся, поднял щенка на руки и подошел к Наде.

— Почеши нас, хозяйка! Мы только что с большим аппетитом поели и теперь хотим чуточку нежности!

— Ой, какие же мы хорошие…

И она с удовольствием исполнила поручение. Собака лизнула её в нос, Георгий остался этим событием весьма удовлетворен и заявил, что вассалу кавказской национальности на сегодня довольно милостей владетельной синьоры и теперь ему пора удалиться. С тем и отнес Горыныча в кухонку, где соорудил ему временную подстилку. Горыныч не возражал и сразу же уснул, а они приступили к трапезе.

9

Георгий курил, сидя в кресле, придвинутом почти вплотную к камину, и глядя в огонь. Надя по его настоянию полулежала на соседнем диване, высоко приподнятая на расшитых подушках, и старательно прикрывала платком донимавшее её своим безобразием больное лицо.

— Хочешь, я расскажу тебе одну легенду? — вполголоса спросил Грома. Стари-и-и-инную! А?