Самодурка

Сруб Илья сам собирал — перевез его из приволжской деревни. Помогали друзья — их у него было немало: и первый — Грома. У него были ключи от подмосковного дома, за которым он решился присматривать во время долгих отсутствий хозяев. Похвастался Наде, что вся внутренняя отделка первого этажа — его рук дело! А душу в этот дом вдохнула Алена.

Занавесочки с оборками, самодельные плетеные абажюры и трогательные мягкие игрушки, рассаженные по углам диванов и кресел. Настенные коврики, вязаные полотенца и тряпичные лоскутные одеяла — все кроила и шила сама, а ещё вышивала подушки. И дом этот, долгие дни пустовавший и нежилой, согревал вошедших тем рукотворным теплом, той любовью, что вдохнули в него хозяева.

— Сейчас камин затоплю, ты приляг пока…

Георгий сновал взад и вперед, втаскивая в дом из машины сумки с продуктами, запасное теплое одеяло, Надины теплые вещи…

Она медленно, не спеша, обошла дом, поднялась по крутой лестнице на второй этаж — там были две маленькие уютные келейки: одна — Алены и другая — Ильи. Ларион, бесшумно переставляя свои шоколадные лапы, всюду следовал за ней, словно боялся, что может снова её потерять.

— Грома, я хочу устроиться наверху. Можно? — оглядевшись, она спускалась в каминную, ладонь её плавно скользила по гладким деревянным перилам.

— Ты там замерзнешь. Хотя вообще-то туда печная труба выходит — вон, смотри! Печку будешь топить? Она тут, внизу, в соседней комнате.

— Обязательно — это ж такое удовольствие! И печь, и камин… А дрова где?

— За домом у сарайчика в штабель сложены. Там в сарае и пила, и топор. Только они тебе не понадобятся — дров на целую зиму хватит. Топи — не хочу!

— Как хорошо… — она вздохнула и начала разбирать сумку с продуктами. — Сейчас приготовлю ужин.

— И не думай! Я сам. Тут направо — кухонка: и газ, и электроплитка, и даже керосинка есть. На случай, если отключат электричество и газовые баллоны кончатся. Тут такое бывает — с электричеством — правда, редко. А с газом все в полном порядке: два полных баллона есть — я глядел. Так что, не пропадем! Ты давай-ка ложись, вздремни часочек, пока я со всем разберусь.

Слабые Надины возражения не возымели на Грому никакого воздействия: он проводил её наверх, в комнатку, на которой она остановила свой выбор — в спальню хозяйки. Там на стене напротив кровати висел Аленин автопортрет и акварелька с темно-лиловыми ирисами. А на тумбочке у изголвья стоял осенний, давно засохший букет в простой глиняной вазе.

Она легла как была — в одежде, не решаясь раздеться пока дом не протопится, накрылась ватным стеганым одеялом и сразу уснула. А кот прыгнул к ней на кровать и принялся блаженно мурлыкать, свернувшись в ногах клубочком.

* * *

И приснилась Наде старинная усадьба, где балетное училище якобы разместили на летние каникулы, и она бродила по комнатам, раскрывая плотно сомкнутые двери — одну за одной… Там была мебель красного дерева, — вся резная, округлая, женственная, огромные вазы возвышались на столах и каминных мраморных досках, строгие орнаментальные росписи вились по стенам.

С нею вместе по нескончаемой анфиладе комнат путешествовали одноклассники, а среди них — Маргота и Митька — её партнер по дуэтному танцу. Но потом они все исчезли куда-то — отстали наверное. А может быть, заблудились… И она продолжала свой путь одна. И неожиданно очутилась в спальне, где под раскидистым балдахином оказалась необъятных размеров кровать, почему-то покрытая вполне современным покрывалом с оборками из натурального шелка. Надя немедленно прыгнула на эту кровать, улеглась прямо посверх покрывала, и уже во сне своем тоже заснула… Но перед тем ей почудилось, что с расписного плафона над головой к ней склоняется чей-то лик — женский, светлый, сочувствующий. И улыбается…

* * *

Когда Надя проснулась, вернувшись к реальности из двойного сна, голова уже почти не болела. Ларион тут же полез к ней на грудь, потягиваясь и выпуская когти, но хозяйка ему не позволила барствовать — хотела поскорее подняться.

Она спустила ноги с кровати, наклонилась, чтобы придвинуть тапочки, и комната поплыла. Надя снова легла, часто-часто моргая, — пыталась прогнать мельтешащие черные точки, роившиеся в глазах. Вроде прошло. Она медленно поднялась, вышла на лестницу и, осторожно ступая по крутым ступенькам… не спустилась, нет, — вплыла в комнату. В каминную, которая с первого взгляда, — впрочем, как и все в этом доме, — полюбилась ей.

Она ощущала себя как будто плавущей в вязком и жидком мареве, все движения были какими-то неуверенными и давались с трудом. А душу наполнил теплый пьянящий туман.

Камин жарко пылал. Дрова, принесенные с улицы, плавились пенящимися водяными потоками и трещали скорым, дробным, каким-то пофыркивающим треском.