Самодуры

Маурицио. Смотри, когда женишься, я потребую прежнего повиновения и чтобы ты во всем от меня зависел.

Филипетто. Обещаю вам, синьор батюшка.

Маурицио. Ну, подойдите и вы, синьора Лучетта. Будьте мне вместо дочери. (Сыну.) А тебя… да благословит тебя бог… Дай ей руку.

Филипетто (Симону). Как это делается?

Феличе. Да вот так — дайте руку, и все.

Маргарита (в сторону). Бедняжка!

Лунардо утирает глаза. Синьор Симон, синьор Канчано, вы будете сватами?

Канчано. Да, да, синьора, мы будем свидетелями.

Симон. А когда ребеночка ждать?

Филипетто смеется и прыгает. Лучетта стыдливо отворачивается.

Лунардо. Ну, дети, будьте счастливы. А теперь — обедать, обедать!

Феличе. Но, милый синьор Лунардо, граф из любезности ко мне остался там, я его просила подождать. Неужели же вы так его и отправите? Ведь именно он уговорил синьора Маурицио и привел его. Это будет очень неучтиво.

Лунардо. Да ведь мы идем обедать.

Феличе. Пригласите и его.

Лунардо. Ни за что, синьора!

Феличе. Вот видите, опять! Ваша грубость, ваша невоспитанность были причиной всего этого скандала, знаете, чем кончится? Я говорю это всем троим — да, да! Вы заслужите общую ненависть, и сами будете всем недовольны, окончательно обозлитесь и станете всеобщим посмешищем. Да будьте же вы немного учтивее, обходительнее, человечнее! Смотрите, как поступают ваши жены, и если их поступки пристойны, правильны, уступите и вы кое в чем со своей стороны, пойдите им навстречу. Этот приезжий граф — человек благородный, честный, учтивый; знакомство с ним — только честь, это знает мой муж, иначе он не пришел бы к вам с ним. Это приятное, почетное знакомство, и только знакомство. Что касается нарядов, то лишь бы мы не тянулись за модой, не разоряли дом, а прилично одеваться необходимо для вас же. В общем, если вы хотите жить спокойно, жить в мире с женами, будьте людьми, а не дикарями, приказывайте, но не тираньте. А если хотите, чтобы вас любили, любите и вы.

Каичано. Нужно сказать, необыкновенная женщина моя жена!

Симон. Убедила она вас, синьор Лунардо?

Лунардо. А вас?

Симон. Меня — вполне!

Лунардо (Маргарите). Зовите этого графа обедать.

Маргарита. С радостью. Дал бы бог, чтобы этот урок пошел вам на пользу.

Марина (к Филипетто). А вы, племянничек, как будете обращаться с молодой женой?

Филипетто. По приказу синьоры Феличе.

Лучетта. О, я всем буду довольна!

Маргарита. Ей только не нравится, когда рукавчики мятые.

Лучетта. Полно, неужели вы меня не простили еще?

Феличе. Бросьте все это. Идемте обедать, давно пора. И если повар синьора Лунардо рассчитывал на дикарей, то за столом их не будет. Все мы ручные, добрые люди, все хорошие друзья. Будем веселиться, есть, пить и поднимем бокалы за здоровье всех тех, кто так любезно и благосклонно нас принял, выслушал и извинил.

Примечания

Самодуры

I Rusteghi

Комедия написана на венецианском диалекте; только один персонаж — приезжий граф Рикардо — говорит на литературном языке. В первый раз она была представлена в Венеции, в театре Сан-Лука, 16 февраля 1760 года. В «Мемуарах» Гольдони ошибочно относит постановку этой комедии на сцене к 1757 году. Напечатана она впервые в издании Паскуали (т. III, 1762 год), вместе с посвящением французскому послу в Венеции графу де Баски.

В предисловии к комедии Гольдони поясняет смысл слова «rustego» (самодур), под которым в Венеции подразумевают "человека грубого и неотесанного, врага учтивости, культуры и вежливого обхождения" {"Opere complete di Carlo Goldoni, editedal municipiodi Venezia", т. XVIII, стр. 17. В дальнейшем ссылки на это издание даются сокращенно: Ed mun.}.

Современники Гольдони дали высокую оценку комедии. "Бесчисленные обстоятельства, — писал Гаспаро Гоцци, — все очень тонко списаны с натуры, столкновения столь естественны и выразительны, что кажется, будто видишь и слышишь вокруг себя то, что автор описывает: природа говорит в его сердце, когда он обдумывает пьесу…

…В настоящей комедии четыре персонажа охарактеризованы как самодуры, отчего ситуации легко рождаются и развиваются сами собой; один и тот же характер по-разному изображен в четырех персонажах и показан с четырех разных сторон, а герои предстают перед слушателями в приятнейшем разнообразии". В этом и заключалась новизна комедии, обеспечившая ей небывалый успех. "Я доказал на опыте, — пишет Гольдони, — что число человеческих характеров неисчерпаемо". {"Мемуары Карло Гольдони, содержащие историю его жизни и его театра", т. II. «Academia», 1930, стр. 319. В дальнейшем ссылки на это издание даются сокращенно: "Мемуары".}