Самое чёрное сердце

— Поиграй!

— Не-а, не хочу.

Не то чтобы я хоть когда-то не хотела играть. Музыка всегда со мной. Внутри меня. Зудит на кончиках пальцев и просится на волю, скучая в тишине. Всю мою сознательную жизнь музыка любила меня, а я платила ей взаимностью. Даже моя тёмная сущность это знает — недаром же идеальным проводником для неё стала скрипка? Некоторые другие вещи тоже годятся, но лишь скрипка делает меня по-настоящему опасной.

Вернее, мою магию. Я опасна сама по себе, без всяких колдовских штучек. Чего, кстати, нельзя сказать о некоторых моих ушастых родичах. Сидхе зависимы от своей магии, ужасающе мощной, но до смешного неполноценной.

Ну откуда бы ещё взяться сказочкам о проклятом веретене и отравленном яблоке? В этих историях немало истины — редко какой сидский чародей способен воздействовать на человека или нелюдя напрямую, не используя проводник. Оттуда же возникло поверье, что нельзя принимать дары от фейри. А также нельзя ничего есть и пить, если окажешься в Сиде.

Поспорить тут сложно. Да только еда и питьё — последнее, о чём надо беспокоиться человеку, поимевшему сомнительное счастье загреметь в Сид.

Музыку можно не только сыграть, но и записать на бумаге. Правда, вдохновение, капризная зараза, вечно посещает в самый неподходящий момент. Сейчас вот пришлось уложить тетрадку прямо на колени, и она упрямо гнётся под давлением шариковой ручки. А я точно так же упрямо царапаю на странице нотную запись — неровную, скачущую вверх-вниз, точно кардиограмма.

— Какие странные буквы, — пропищала одна из феечек, нагло усевшись мне на плечо. — Ни слова непонятно!

— Это ноты, глупышка, — фыркнула я, не отрываясь от своего занятия. — Так записывают музыку.

— Что значит «песня крови»?

Я открыла было рот. Тут же закрыла. Озадаченно глянула на феечку, а затем на две руны, которые сама же и вывела в верхнем углу страницы.

Хотела бы я знать.

Ума не приложу, почему в голове так крепко засели именно эти два слова. И где я их вообще слышала? Раз про кровь, то наверняка в одном из тех дурацких снов.

Не плохих, но выматывающих, душных и тревожащих; пуще прежнего усугубляющих тот раздрай, что поселился внутри с некоторых пор. С того самого вечера, когда Люк… когда я…

Не уверена, что в аркадийском языке есть слова, способные просто и ясно выразить нечто в духе: «ну, в общем, тот чел засадил мне свои клычищи, и я такая просто кончилась как личность, а теперь всё как-то сложно». Ни в каком языке их нет. Видит Тьма, изобразить музыку на бумаге гораздо проще, чем внятно выразить чувства какими-то там словами и буквами.

Конечно, как специалист в области сверхъестественной биологии я не могу не знать, что от вампирского укуса вполне нормально словить и оргазм, и наркотический приход, и даже то и другое одновременно. Только вот сухие строки на странице учебника — дело одно, а потерять всякий стыд и открыто домогаться своего шефа, в которого, кстати, втюрилась по самое дальше некуда.

Блин. Бли-ин!

Рывком захлопнула тетрадь и страдальчески уткнулась в неё лбом. Стайка пикси взволнованно загомонила надо мной, переживая, не окочурюсь ли я от стыда прямо здесь.

Я могла бы.

Нет, ну ладно, сам шеф не особо протестовал. Вроде бы. Да что уж лукавить. то, что мы не упали трахаться прямо там же, где стояли, — реально чудо из чудес! Но уже два дня прошло, а Люк словно позабыл о случившемся напрочь. Если бы не эти его взгляды — пристальные, испытующие, выжидающие, как у хищника в засаде, — я бы вовсе решила, что мне всё то непотребство померещилось.

А что, мне много всякой фигни снится в последнее время. И вся сплошь на одну и ту же тему.

«…что такое “песня крови”?»

Люк улыбнулся — кривовато, снисходительно, как если бы я спросила, сколько будет дважды два. А потом обронил всего одно слово:

«Ты».

И как прикажете это понимать? Вечно я у всех крайняя! Даже у собственного подсознания, будь оно неладно.

Досадливо передёрнула плечами, вскинулась и ойкнула, приложившись затылком о ствол дуба. А затем так и застыла, изумлённо приоткрыв рот: громадная зелёная бабочка выпорхнула из ниоткуда, покружила вокруг, пугая пикси, и уселась мне на коленку, как будто так и надо.

О, Тьма, что ей от меня понадобилось? Именно здесь, именно сейчас!

— Просто к сведению, — пробормотала я, наконец справившись с удивлением, — в начале декабря олеандровые бражники не летают. Вообще никакие не летают. Откуда, блин, бабочки зимой?

«Видит Тьма, ты родилась скучной ворчливой старушонкой, — зазвучал в голове знакомый голос, чистый и текучий, точно вода в горном ручье. — Моим шептунам не страшен ни холод, ни зной… А, ты думаешь, кто-то заметил этого мотылька? Дай тупым людишкам волю, они собственного ребёнка проморгают».

Я в раздражении поморщилась, спрятала тетрадь в рюкзак.

— Что тебе нужно, Каэран Мор?

«Мне? — весело изумилась она. — А я слышала, это ты потеряла кое-что».

— Кое-кого, — поправила я. — Где он?