Самое далекое плавание. Посвящается Хьюго Гернсбеку

Понимаю, что идея звучит как сумасшествие, и, расскажи я о ней кому-нибудь из коллег, они непременно попытались бы остановить меня. Но я не мог просить кого-либо еще рискнуть собой ради анатомического исследования, и, поскольку хотел делать вскрытие сам, роль пассивного субъекта операции меня не устраивала также. Авто-препарирование оставалось единственным выбором.

Я притащил дюжину заправленных лёгких и соединил их системой трубок. Смонтировал эту сборку под рабочим столом, за которым должен был сидеть, и приделал дозатор для прямого соединения с бронхиальным штуцером в моей груди. Это должно было обеспечить меня шестидневным запасом воздуха. Для подстраховки на случай, если я не закончу эксперимент вовремя, я запланировал визит коллеги в конце этого периода. Впрочем, я допускал только один вариант развития событий, при котором операция не закончилась бы вовремя, – если я стану причиной собственной смерти.

Сначала я удалил сильно изогнутую пластину, формирующую заднюю и верхнюю поверхности головы, затем две менее изогнутые боковые. Осталась только лицевая пластина, но она была заблокирована ограничительным кронштейном. Я не мог видеть её внутреннюю поверхность посредством перископа, я видел свой открытый мозг. Он состоял из дюжины или более блоков, закрытых извне плотно подогнанными друг к другу кожухами. Я продвинул перископ вплотную к щели между ними, и передо мною открылся дразнящий проблеск сказочных механизмов внутри. Даже с учетом того немногого, что приоткрылось моему взгляду, я мог сказать, что это было самое красивое и сложное устройство из когда-либо виденных мной, настолько превосходящее любой механизм, сконструированным человеком, что неопровержимо свидетельствовало о божественном происхождении. Зрелище одновременно волнующее и головокружительное, я смаковал его на строго эстетической основе несколько минут, прежде чем продолжил исследования.

Гипотетически предполагалось, что мозг разделен на реализующее процесс мышления устройство в центре головы и окружающий его массив компонентов для хранения воспоминаний. Наблюдаемое мной согласовывалось с этой теорией, поскольку периферийные узлы казались похожими друг на друга, в то время как узел в центре выглядел иначе, более чужеродным и с большим числом движущихся деталей. Тем не менее, компоненты были скомпонованы слишком близко друг к другу, чтобы изучить их действие подробнее. Для того, чтобы узнать больше, требовалось заглянуть внутрь блоков.

Каждый блок был снабжен локальным резервуаром воздуха, соединенным шлангом с регулятором в основании мозга. Я сфокусировал перископ на крайнем блоке и с помощью дистанционных манипуляторов быстро отсоединил отходящий шланг и установил более длинный шланг на его место. В своей практике мне приходилось проделывать эту процедуру неоднократно, так что я мог выполнить ее за считанные доли секунды. Все же не было полной уверенности, что я успею завершить переключение прежде, чем блок истощит свой локальный резервуар. Только убедившись, что работа компонентов не нарушилась, я продолжил. Я отодвинул длинный шланг в сторону, чтобы лучше разглядеть то, что находилось в щели за ним: другие шланги, соединявшие узел с соседними компонентами. Используя пару самых тонких манипуляторов, способных проникнуть в узкую щель, я заменил шланги один за другим на более длинные. Повторив эту операцию по всему периметру блока, я заменил все соединения узла с остальной частью мозга. Теперь я мог открепить блок от несущей рамы и вытащить всю секцию за пределы того, что когда-то было задней частью моей головы.

Я понимал, что мог ослабить свою способность мыслить и не осознавать этого, но выполнение некоторых базовых арифметических тестов показало, что все в порядке. Один блок свисал из полуразобранной головы, и теперь у меня был лучший обзор устройства мышления в центре мозга, но было недостаточно места, чтобы приблизить микроскоп для более подробного изучения. Чтобы реально исследовать работу мозга, требовалось убрать в сторону по меньшей мере полудюжину блоков.

Кропотливо и тщательно повторив процедуру замены шлангов на других блоках, я вынес один блок подальше назад, два других – наверх, и еще два – в стороны, развесив все шесть на «строительных лесах» у себя над головой. Когда я закончил, мой мозг выглядел как стоп-кадр взрыва через несколько мгновений после детонации, и снова я почувствовал головокружение, думая об этом. Но наконец и сам узел мышления был обнажён, поддерживаемый связкой шлангов и исполнительными стержнями, уходящими вниз в глубину моего торса. Теперь пространства было достаточно, чтобы вращать микроскоп на 360 градусов и допустить мой жадный взгляд внутрь выдвинутых блоков. Передо мной открылся микрокосмос золотой машинерии, пейзаж из крошечных вращающихся роторов и миниатюрных возвратно-поступательных цилиндров.