Самое красное яблоко

– Ты все еще в плену детских сказок, милая Джанет. Как можешь ты быть хорошей королевой, раз не повзрослела до сих пор? Неужели сама ты не думала, что замечаешь фейри лишь там и тогда, когда сама этого хочешь, даже если их не видят другие? Неужели не думала, что за их злую волю принимаешь ты совпадения?

Я вывернулась и отпрянула, замахнулась инстинктивно, из страха больше, нежели из гнева, и Рэндалл поймал мою ладонь, переплел наши пальцы, прижался губами к белому пятнышку шрама. Шепот его обжигал кожу, и дрожь приливной волной катилась по телу.

– Мне жаль, моя милая Джанет, что слова мои так тебя ранят. Поверь, не того я ждал от нашей беседы. Думал, смогу тебя убедить, что нужен тебе, что нужен Альбрии. Мечтал однажды назвать тебя моей королевой.

Он отпустил мою ладонь и отступил, позволяя уйти. Хотелось со всех ног броситься прочь, пока хрупкое спокойствие еще не дало трещину, но он не сводил с меня взгляда, который я чувствовала спиной, и потому не смела ускорить шаг.

Последние его слова оказались подобны кинжалу, вонзенному в спину:

– Я не желаю зла ни тебе, ни Альбрии, моя Джанет, и потому не желаю использовать в нашем споре более… разрушительные доводы. Но если не останется другого выхода – мне придется. Прошу тебя, обдумай все – и возвращайся.

Я не ответила. Даже шага не замедлила. Вышла, даже не кивнув на прощание Элизабет, и ринулась во дворец в душной ночной темноте, пока смятение, гнев и ужас раздирали меня на части, а сердце теснилось в груди.

Я никому не сказала о ночном визите и в последующие дни была сама не своя, раз за разом возвращаясь мыслями к разговору и дальше – в прошлое. Тысячи слов, и сладких, и горьких, и ядовитых, теснились на кончике языка, но все они оказались слабы и бессильны переубедить Рэндалла, что тогда, что сейчас.

Густая духота придавила Каэдмор, и напряжение, ощутимое кожей, пронизало воздух. Я жаждала успокоения, земля – бури и ливня, но небо оставалось высоким и серым.

Гром все же пришел – но не вслед за молниями, на третий рассвет от встречи с Рэндаллом. Черные корабли вошли в гавань и в мертвой тишине безветрия обстреляли из пушек порт.

8

С вершины Часовой башни порт расстилался, как вышитый платок: когда-то яркий и оживленный, с частой бахромой причалов, ныне же – посеревший и опустелый, весь в точках-ожогах, словно злая рука швырнула угли на ткань. Уцелели корабли на рейде: верно, не они интересовали непрошеных гостей, ведь от башен, что недреманными стражами высились у входа в гавань, остались лишь дымящиеся развалины.

– Теперь уже не понять, – сказал лорд Родерик, – был ли гарнизон захвачен врасплох или же у них и шанса не было ответить. Оружие сандеранцев превосходит наше.

Флаг Сандерана, ослепительно-синий, единственным ярким пятном реял над обезлюдевшим портом. Три черных корабля так и остались псами кружить у выхода в гавань, далекие и зловещие, а один причалил. Огромный, уродливый, тускло блестящий, без мачт и парусов – он не был похож на кургузые баржи, что приходили к нам раньше. Он высился крепостью над водой, и сизый дым вырывался из его труб.

Мы стояли слишком далеко, чтобы чувствовать его вонь, но я все равно не могла отделаться от горького, маслянистого вкуса на языке. Гвинллед, притихший и до того бледный, что кожа его казалась серой на фоне кипенно-белой сорочки, не сводил глаз с корабля. Верно, у сандеранцев было для этого чудовища другое название, но я не желала его знать.

Они действовали так быстро, что у нас не было шансов защититься. Разрушили башни и причалы, блокировали порт, высадили воинов. К утру порт был захвачен, и к небу тянулись черные нити дыма над пепелищами складов и казарм. Солдат в синих мундирах никто не видел, но лорд Родерик не сомневался – они заняли все опустевшие здания, засели у окон, готовые поразить любого своим странным громыхающим оружием.

Признаться честно, долгие годы мира избаловали нас, и мы потеряли бдительность: Альбрия ждала гостей и торговцев, но не захватчиков. Мне же стоило помнить, как упорно сандеранцы жаждали нашей земли и скрытых ее богатств, чтоб еще давно понять – они не остановятся ни перед чем.

«У меня есть разрушительные доводы», – сказал Рэндалл; и, вспомнив слова его, я едва укрыла от спутников невеселую усмешку. Уродливые корабли сандеранцев были ли его доводом или он сам – их ключом к Альбрии?

И имело ли это значение, если и то и другое сулило нам смерть?

И все же… я вспоминала покой, что охватывал меня рядом с их механизмами, вспоминала и озноб страха, который стал столь привычен, что я могла хватиться его, лишь когда он пропадал. Сандеран мог отнять нашу независимость, но дать нечто не менее ценное – свободу от страха.

Но справедлива ли такая цена?

Гвинллед перевел на меня темный испуганный взгляд:

– Неужели мы так все оставим? Позволим хозяйничать им на нашей земле? Не отомстим за убитых?

Он перевел требовательный взгляд на генерала, и в его глазах зажглась надежда. Маленький король верил: лорд Родерик способен на любой подвиг, даже если он граничит с чудом. Но только настоящее чудо могло нам помочь.