Самое красное яблоко

– Это честь для них, – блеснул он зубами в широкой улыбке, и по его жесту один из солдат сорвал с головы шлем из тонкой стали и швырнул в воздух. Яркая вспышка ударила по глазам, от раздавшегося вслед грохота зазвенели стекла, и под ноги нам упала черная и дымящаяся груда металла, в которой я с содроганием угадала очертания шлема.

Лорд Родерик лишь плотнее сжал губы. О, как ясно он представил в тот момент, что с его воинами могут сделать всего несколько человек, вооруженных подобными… ружьями. Все, что мы могли, – залить землю своею кровью и все равно проиграть.

Или сдаться.

Но могучие короли и благородные рыцари в сказках никогда не сдавались, и Гвинллед даже помыслить о таком не хотел. Его подстегивали страх и ненависть, и они же затмевали его разум.

– Тебе не удастся запугать нас. – И в голосе его отдаленным эхом флейт звучали чары холмов и болот. – Ты не получишь Альбрию ни добром, ни силой.

В лицо повеяло прохладой ночных озер и прелым дыханием осеннего леса, теплом нагретого солнцем камня и влажной затхлостью болот. Гнев и ненависть дали Гвинлледу столько сил, сколько никогда не пробуждала в нем жажда любви и признания. Мне и самой с трудом удавалось сохранить ясность мыслей, а солдаты Сандерана растерянно опускали ружья, оглядывались, словно люди, с трудом пробудившиеся от кошмара. Даже по лицу Ингимара скользнуло сомнение, Рэндалл же отшатнулся, схватившись за ворот, и я не усомнилась – на шее, кроме железа, он носит и рябину.

И лишь Элизабет осталась спокойна, лишь скользнула по спутникам недоуменным взглядом, мол, неужто мальчишки испугались?

– Смотрю, ты пожинаешь урожай своих сказок, королева, – через силу усмехнулся Рэндалл побелевшими губами. Он хорошо держался, мой королевич, но в глубине глаз стыл затравленный ужас, и потому не стала я спрашивать, что будет со мной, что будет с Гвинлледом, если мы проиграем.

К врагу еще можно проявить милосердие. К тому, что внушает столь безотчетный ужас, – нет.

– Нам найдется, чем вам ответить и что противопоставить. – На этот раз в голосе Гвинлледа гудели далекие ветра, что носятся над белыми пиками гор. – Убирайтесь с нашей земли!

– Мне казалось, королева, – Рэндалл не сводил взгляда с меня, словно Гвинлледа и вовсе не существовало, – ты свой выбор уже сделала, раз никому не рассказала о нашей встрече.

Обрушившаяся тишина была глубже, чем в могиле. Ледяное безветрие Йольских пустошей, штиль в оке бури, мгновение покоя перед тем, как рухнет мир.

И он рухнул.

Гвинлледа трясло, словно что-то древнее, что с самого рождения спало в глубине его глаз, пробудилось и пытается выбраться на свободу, сбросив тесную и неудобную человечью личину. Я сжала ладонь его, холодную и твердую, словно выточенную изо льда, но он того даже не заметил.

– Убейте их, – едва шевельнул губами, и приказ его болью прокатился по телу, и во рту сделалось солоно.

Низким стоном отозвался лорд Родерик. Старому генералу хватило силы воли, чтоб выдохнуть слабое «нет», но воины его уже не услышали. Обезумевшими зверьми бросились они на сандеранцев, не чувствуя ничего, кроме ненависти своего короля. Может, Рэндалл и покинул бы дворец, бросив на прощание еще пару угроз, может, удалось бы все свести к долгим утомительным переговорам, но…

Воины, зачарованные Гвинлледом, не знали полумер, и сандеранцам пришлось защищаться. Грохот раскатился меж стен, заметался среди старых камней пойманной птицей, и растекся по залу резкий и острый запах – огня, железа и крови. Солдаты стреляли без сомнения, защищая Рэндалла и его свиту, позволяя им уйти – и не смотреть, как горькая завеса дыма встает над окровавленными камнями.

И когда угасли последние отзвуки – выстрелов, криков, шагов, – в зале остались мы трое. И развороченные тела, мало напоминающие людские. И все что мы могли – смотреть друг на друга.

Гвинллед смотрел на меня с болью и обидой, смотрел и видел – предательницу.

Я смотрела на него со страхом и бессилием, смотрела и видела – чудовище.

Он первым отвел глаза, вздохнул судорожно, снова став похожим на ребенка.

Но в голосе его трещали и гудели самайновые костры:

– Заприте ее.

9

Я не знаю, почему он выбрал Часовую башню. Может, хотел, чтоб я видела, как справится он с захватчиками, как гневным прибоем смоет их с нашей земли. Чтобы я видела и гордилась им.

Стоило сандеранцам вернуться на корабль, как небо вскипело черным, забурлило ведьмовским варевом, готовым выплеснуться на землю. Долгожданная гроза собиралась над портом, и с моря к ней ползли отяжелевшие тучи. Сумерки обрушились раньше срока, ветер, словно спущенный с привязи пес, носился по улицам, срывая с деревьев листья, громыхал черепицей, завывал в трубах. Каэдмор обезлюдел в ожидании большой беды: люди прятались по домам, не зажигая огней, вспоминали старые молитвы, пытались задобрить богов, за их гнев принимая буйство небес.