Самое необходимое

— А я этого и не делаю, — смеясь, отвечал мистер Гонт. — Это ты делаешь. Ты сама делаешь это — ведешь себя как маленькая, глупая и ленивая сучка. Здесь Америка, Майра, где только шлюхи занимаются делом в постели. Респектабельным гражданам в Америке приходится вылезать из постели и зарабатывать на вещи, которые им нужны, или они теряют их навсегда. По-моему, ты забыла об этом. Разумеется, я легко могу найти кого-нибудь еще, кто сыграет маленькую шутку с мистером Бюфортом, но тогда твой красивый партнер, Король...

Еще одна трещинка серебряной паутинкой пробежала по стеклу на портрете. И с диким ужасом она заметила, что с притоком воздуха под стекло лицо на портрете стало стареть, покрываться морщинами и словно разлагаться.

— Нет! Я все сделаю! Я сделаю это прямо сейчас! Вы видите, я уже встаю? Только остановите! ОСТАНОВИТЕ!

Майра спрыгнула на пол с такой прытью, словно обнаружила, что делит постель с гнездом скорпионов.

— Когда выполнишь свое обещание, Майра, — сказал мистер Гонт. Теперь его голос раздавался из какой-то глубокой впадины в ее мозгу. — Ты ведь знаешь, что делать, правда?

— Да, я знаю! — Майра в отчаянии поглядела на портрет — старый больной человек с лицом, опухшим от пороков и многолетних излишеств. Рука, сжимавшая микрофон, напоминала коготь стервятника.

— Когда ты выполнишь свое задание и вернешься, портрет будет в полном порядке. Только смотри, чтобы тебя никто не заметил, Майра. Если кто-то заметит тебя, его ты больше никогда не увидишь.

— Не заметит! — залопотала она. — Я клянусь, никто не заметит!

И теперь, приблизившись к дому Генри Бюфорта, она вспомнила о том предостережении. Она огляделась вокруг, желая убедиться, что на дороге никого нет. Шоссе было пустынно. Хрипло каркнула ворона на чьем-то по-октябрьски голом поле, и — больше ни звука. Казалось, день трепещет, как живое существо, а земля лежит, оглушенная под медленным биением его не по сезону жаркого сердца.

Майра пошла по дорожке к дому, на ходу задирая подол голубой блузы и проверяя, на месте ли ножны и штык в них. Пот, щекоча и вызывая зуд, стекал по ее спине и за бюстгальтер. В окружающем безмолвии и неподвижности она на краткий миг обрела какую-то красоту, хотя сама об этом не подозревала и, скажи ей кто это, никогда бы не поверила. Ее расплывшееся лицо с обычно бессмысленным выражением наполнилось — по крайней мере в эти секунды — какой-то глубокой устремленностью и заботой, чего никогда не случалось раньше. У нее довольно четко обрисовались скулы — впервые со времен старших классов школы, когда она решила, что ее цель в жизни — съесть все сладкие пудинги и шоколадные конфеты с ромовыми начинками на свете. Последние четыре дня, или около того, она была так занята все более порочным сексом с Королем, что почти не думала о еде. Ее волосы, обычно свисавшие вдоль лица сальными космами, были собраны на затылке в небольшой конский хвост, открывающий лоб и брови. Вероятно, испуганные неожиданно огромной дозой гормонов и такой резкой нехваткой сахара после многих лет переизбытка, прыщи, покрывавшие все ее лицо сетью маленьких вулканчиков с тех пор, как ей минуло двенадцать, стали исчезать. Еще большая перемена произошла с глазами — огромными, голубыми, почти дикими. Это уже были глаза не Майры Эванс, а какого-то зверя из джунглей, в любой момент готового броситься и разорвать.

Она подошла к машине Генри. Теперь кто-то ехал по шоссе № 117 — старый, дребезжащий фермерский фургон полз в город. Майра скользнула за передок «тандерберда» и пригнулась за радиатором, пока фургон не исчез из виду. Тогда она выпрямилась, из нагрудного кармана блузона достала сложенный листок бумаги, развернула его, аккуратно разгладила и засунула под один из стеклоочистителей так, чтобы коротенькая записка была хорошо видна.

НИКОГДА НЕ СМЕЙ ВЫСТАВЛЯТЬ МЕНЯ И ОТБИРАТЬ КЛЮЧИ ОТ МОЕЙ МАШИНЫ, ТЫ, ЧЕРТОВ ЛЯГУШАТНИК! — было написано на листке.

Теперь пришла очередь штыка.

Она бросила еще один быстрый взгляд по сторонам, но единственным движущимся объектом в мире, залитом горячим солнцем, была ворона — должно быть, та самая, которая каркнула раньше. Птица села на верхушку телеграфного столба прямо напротив подъездной дорожки и, казалось, следила оттуда за ней.

Майра вытащила штык, крепко ухватилась за него обеими руками и засадила по самую рукоятку в переднее колесо со стороны сиденья водителя. Лицо ее исказилось гримасой в предвкушении громкого хлопка, но раздалось лишь негромкое «у-у-х» — словно после доброго глотка крякнул здоровенный малый. «Тандерберд» заметно перекосился на левую сторону. Майра дернула за штык, делая дыру пошире и мысленно благодаря Чака за то, что тот держал свои игрушки острыми.