Нетти лежала в простом сером гробу, за который заплатила Полли Чалмерз. Алан просил у нее разрешения взять часть расходов на себя, но она отказалась в той простой и бесповоротной форме, которую он уже успел узнать и научился уважать и принимать как данность. Гроб стоял настальных подставках над свежевырытой могилой на городском кладбище, неподалеку от места, где были похоронены родные Полли. Могильный холмик по соседству был покрыт ковром ярко-зеленой искусственной травы, искрящейся на горячем солнце. Эта фальшивая трава всегда вызывала у Алана дрожь. Что-то в ней было непристойное, что-то жуткое. Это нравилось ему еще меньше, чем манера работников морга сначала потрошить умерших, а потом обряжать их наподобие кукол в лучшие одежды, словно они собираются присутствовать на важной деловой встрече в Бостоне, а недолгими годами гнить среди корней деревьев и червей.
Его преподобие Том Киллингворт, священник методистской церкви, дважды в неделю совершавший службы в Джанипер-Хилл и хорошо знавший Нетти, отпевал ее по просьбе Полли. Надгробное напутствие было коротким, но теплым, полным уважения к покойной, которую этот человек прекрасно знал, — женщине, храбро и неуклонно стремившейся выбраться из тени помешательства; женщине, которая приняла мужественное решение еще раз попытаться сладить с миром, причинившим ей столь сильные страдания.
— Когда я был подростком, — говорил Том Киллингворт, — моя мать хранила в комнате для шитья дощечку с прекрасным ирландским изречением. В нем было сказано: «Дай вам Господи попасть на небеса за полчаса до того, как дьявол узнает о вашей кончине». Нетти Кобб прожила трудную жизнь, во многих отношениях печальную, но я не верю, что она вступала в сделку с дьяволом. Несмотря на ее ужасную и безвременную кончину, мое сердце верит в то, что она отправилась в рай, а до дьявола еще не дошла весть о ее смерти. — Киллингворт воздел руки к небу в традиционном жесте бенедиктинцев. — Давайте же помолимся.
С другой стороны холма, оттуда, где в это же самое время хоронили Уилму Джерзик, доносилось множество голосов, которые усиливались и стихали в ответ на речь отца Джона Бригема. Машины там выстроились от места захоронения до самых восточных ворот кладбища; они приехали ради живого — Пита Джерзика, а не ради его умершей жены. Здесь же присутствовало всего пятеро: Полли, Алан, Розали Дрейк, старик Ленни Партридж (который посещал все похороны по одному главному принципу — если усопший был не из папского легиона) и Норрис Риджвик. Норрис был бледен и выглядел расстроенным. Рыба, наверно, плохо клевала, подумал Алан.
— Да благословит вас Господь и да сохранит Он светлые воспоминания о Нетти Кобб в ваших сердцах, — говорил Киллингворт, и Полли, стоявшая рядом с Аланом, снова принялась плакать. Он обнял ее за плечи, и она благодарно прижалась к нему, нашарив ладонью его руку и крепко сжав. — Да обратит Господь Свой лик на вас; да снизойдет к вам Его благословение; да просветлит Он души ваши, дарует вам покой. Аминь.
Сегодня было еще жарче, чем в День Колумба, и когда Алан поднял голову, лучи яркого солнца, отразившиеся в стальных подставках под гробом, брызнули ему прямо в глаза. Свободной рукой он вытер пот со лба, а Полли порылась в своей сумочке, достала чистую салфетку и вытерла мокрые глаза.
— Родная, с тобой все в порядке? — спросил Алан.
— Да... Но мне надо поплакать, Алан. Бедняжка Нетти. Бедная, бедная Нетти. Почему так случилось? Ну
Алан, не перестававший задаваться тем же вопросом, обнял ее. Через плечо Полли он увидел, как Норрис побрел туда, где стояли машины, с видом человека, который или сам не знает, куда идет, или не до конца проснулся. Алан нахмурился. Потом к Норрису подошла Розали Дрейк, что-то сказала ему, и Норрис обнял ее.
«Он просто тоже ее знал, — подумал Алан, — и ему грустно — вот и все. Ты что-то много гоняешься за тенями в эти дни — может, главный вопрос: что случилось с тобой?»
Потом к ним подошел Киллингворт, и Полли, взяв себя в руки, повернулась к нему, чтобы поблагодарить. Киллингворт протянул ей обе руки. Со сдержанным изумлением Алан смотрел, как Полли без колебаний позволила огромным ладоням священника пожать ее руку. Он не мог припомнить, чтобы она когда-нибудь протягивала кому-то свою руку так свободно, не задумываясь.
Ей не просто чуть получше; ей здорово лучше. Что же, черт возьми, произошло?
По другую сторону холма гундосый и довольно противный голос отца Джона Бригема провозгласил: «Да пребудет с вами мир и покой».
— С вами мир и покой, — ответили хором его прихожане. Алан взглянул на простой серый гроб рядом с этим кошмарным холмиком с поддельной зеленой травкой и мысленно пожелал: «Спи спокойно, Нетти. Наконец-то ты обрела покой».
2