Самое необходимое

— Нет, не надо никаких «эй, Полли». — Ярко-красные пятна выступили на ее щеках. Часть ее злобы, как она поняла позже, объяснялась очень просто: в воскресенье она относилась к этому точь-в-точь как Алан сейчас. Что-то произошло с той поры, что заставило ее изменить свое отношение, и переварить эту перемену оказалось нелегко. — Эта штука действует. Я понимаю, что это бред, но она действует. В воскресенье утром, когда заходила Нетти, у меня была самая настоящая агония. Я начала подумывать об ампутации как о единственном выходе. Алан, боль была такая, что я играла с этой мыслью и сама поражалась своему отношению к ней... Что-то вроде: «Ах да — ампутация! Почему же я раньше никогда об этом не думала? Это же так просто!» Теперь, спустя два дня, все, что я чувствую, это то, что доктор Ван Аллен называет «мимолетные болезненные ощущения», и даже это, кажется, проходит. Я помню, где-то год назад я провела неделю на рисовой диете, потому что это вроде бы могло помочь. Разве есть большая разница?

Злость испарилась из ее голоса, пока она говорила, и теперь она смотрела на него почти умоляюще.

— Я не знаю, Полли. Правда, не знаю.

Она снова открыла ладонь и теперь держала азку большим и указательным пальцами. Алан нагнулся, чтобы получше разглядеть, но уже не пытался дотронуться. Это был маленький серебряный предмет — не совсем круглый. Крошечные дырочки — не больше черных точек на газетной фотографии — усеивали его нижнюю часть. Он тускло блестел в лучах солнца.

И когда Алан смотрел на него, его охватило мощное, необъяснимое чувство: он ему не нравился. Совсем не нравился. И Алан подавил сильное желание просто-напросто сорвать его с шеи Полли и вышвырнуть в раскрытое окно.

«Да! Блестящая мысль, красавец! Только попробуй, и будешь подбирать свои зубы с собственных колен!»

— Иногда у меня возникает такое чувство, что там внутри что-то шевелится, — с улыбкой сказала Полли. — Вроде мексиканской горошины или чего-то в этом роде. Глупо, да?

— Не знаю.

Он смотрел, как она засовывает его обратно под блузу, с плохим предчувствием, но... как только «шарик» пропал из виду, а ее пальцы — явно гораздо более гибкие, чем обычно, — стали застегивать верхние пуговки блузки, это ощущение стало исчезать. Не исчезало лишь растущее подозрение, что мистер Лиланд Гонт морочит голову его любимой женщине, и не ей одной.

— А тебе не кажется, что причина может быть в чем-то другом? — Теперь он двигался с осторожностью человека, перебирающегося по скользким камешкам через быстрый ручей. — Знаешь, у тебя ведь и раньше бывали улучшения.

— Конечно, знаю, — сказала Полли, с трудом сохраняя терпение. — Это же мои руки.

— Полли, я только пытаюсь...

— Я знала, что ты воспримешь это именно так, как воспринял сейчас, Алан. Все достаточно просто: я знаю, что такое ремиссия при артрите, и это — не то. За последние пять или шесть лет бывали времена, когда я чувствовала себя довольно сносно, но даже в лучшие из них я никогда не чувствовала себя так хорошо. Это совсем по-другому. Это как... — Она замолкла, подумала немного и сделала нетерпеливый жест, в основном руками и плечами. — Это как снова выздороветь. Вряд ли ты точно поймешь, что я имею в виду, но лучше выразить это я не могу.

Он нахмурился и кивнул. Он понимал, что она хочет сказать, и он также понимал, что она говорит серьезно. Может быть, эта штука освободила какую-то дремлющую целебную силу ее собственного мозга. Возможно ли это, если болезнь, о которой идет речь, вовсе не психосоматического происхождения? Розенкрейцеры полагают, что подобные вещи случаются сплошь и рядом. Равно как и миллионы людей, покупающих для таких случаев книгу Л. Рона Хаббарда по дианетике. Сам он — не знал; единственное, что он мог сказать с уверенностью: он никогда своими глазами не видел слепца, полагающего, что он прозрел, или раненого, остановившего кровотечение простым усилием воли.

Он знал одно — что-то в этом было не то. Что-то в этом пахло дохлой рыбой, денька три провалявшейся на горячем солнцепеке.

— Давай прекратим, — сказала Полли. — Я уже выдохлась, пытаясь сдерживаться и не рявкать на тебя. Зайдем туда вместе. Поговори сам с мистером Гонтом. Как бы там ни было, тебе пора с ним познакомиться. Может, он сумеет объяснить лучше, чем я, что делает эта вещица и... чего не делает.

Он снова глянул на часы. В какой-то момент он решил было поступить так, как она предложила, и оставить Брайана Раска на потом. Но застать паренька выходящим из школы — поймать вне дома — казалось верным ходом. Ему будет куда проще выудить из парнишки ответы на все вопросы, если поговорить с ним без его матери, вмешивающейся в разговор, снующей вокруг сыночка, как львица, охраняющая потомство, и, может быть, даже запрещающей ему отвечать. Да, тут-то и ляжет водораздел: если выяснится, что ее сыночку есть что скрывать, или если даже миссис Раск просто подумает, что есть, Алану будет крайне затруднительно, а может, и вовсе невозможно получить необходимую информацию.