Самое необходимое

— Это были баптисты! Конечно, это они! — завопила Бетси, а потом, когда молнии прорезали небо, как раскаленные вольфрамовые нити, начала плакать. — Они обозвали меня папистской шлюхой! Это были баптисты! Баптисты! Богом проклятые баптисты!

Тем временем отец Бригем отцепил от себя Бетси и доковылял до двери в Зал Дочерей Изабеллы. Ногой он отшвырнул лом — створки выгнулись дугой наружу, — и распахнул двери. Оттуда вывалились три совершенно одурманенные и задыхающиеся женщины, а вместе с ними — зловонное облако.

Сквозь это облако он разглядел Антони Биссет — хорошенькую Тони, которая так ловко орудовала иголкой с нитками и всегда с душой участвовала в каждом церковном мероприятии. Она лежала на полу, возле председательского стола, отчасти скрытая перевернутым плакатом с изображением Пражского наследника. Наоми Джессап стояла подле нее на коленях и подвывала. Голова Тони была повернута под диким, неестественным углом к туловищу. Остекленевшие глаза уставились в потолок. Зловоние совершенно не тревожило Антони Биссет, которая не покупала ни единой безделушки у мистера Гонта и не принимала участия ни в одной из его маленьких шуток.

Наоми увидела отца Бригема, стоявшего в дверях, вскочила на ноги и бросилась к нему. Она была в таком шоке, что зловоние, казалось, ее совсем не беспокоило.

— Отец! — закричала она. — Отец, почему? Почему они это сделали? Это ведь должна была быть просто маленькая забава... и больше ничего... Зачем же? Почему?

— Потому что этот человек ненормальный, — сказал отец Бригем и заключил Наоми в свои объятия.

Глухим и зловещим голосом стоявший рядом с ним Элберт Джендрон сказал:

— Пошли разберемся с ними.

9

Баптистские христианские бойцы двинулись от баптистской церкви вверх по Харрингтон-стрит под предводительством Дона Хемпхилла, Нэнси Робертс, Нормана Харпера и Уильяма Роуза. Глаза их красными злобными пуговицами торчали из распухших и расцарапанных глазниц. Большинство христианских бойцов заблевали свои штаны, рубахи или ботинки, а некоторые были в блевотине с ног до головы. Запах тухлых яиц прикипел к ним намертво и не смывался даже проливным дождем.

Патрульная полицейская машина затормозила на пересечении Харрингтон-стрит и Касл-авеню, на полмили выше переходившей в Касл-Вью. Патрульный вылез из машины и помахал им рукой.

— Эй! — крикнул он. — Вы куда это собрались, ребята?

— Мы собрались надрать задницы папистским хренососам, и если хочешь остаться цел, не стой у нас на дороге! — проорала в ответ Нэнси Робертс.

Неожиданно Дон Хемпхилл раскрыл рот и мощным баритоном запел:

— Вперед, о Воины Христа, вперед на смертный бой...

К нему присоединились остальные. Вскоре голоса всех

прихожан слились в могучий хор, и они прибавили ходу — уже не шли, а совершали марш-бросок. Лица их были мертвенно-бледными, на них отражалась лишь злоба без единого проблеска мысли, когда они стали уже не петь, а реветь слова гимна. Его преподобие Роуз ревел вместе со всеми, хотя и здорово шепелявил без верхней вставной челюсти.

Христос Спаситель, нас вперед, на бой святой веди,

Послушны воины Твои, и знамя впереди!

Они уже почти бежали.

10

Патрульный Моррисон стоял у дверцы своей машины и смотрел им вслед, сжимая в ладони радиомикрофон. Вода ручьями стекала с капюшона, накинутого на его форменную фуражку.

— Отвечайте, Номер Шестнадцать, — прохрипел из рации голос Пейтона.

— Вам лучше послать сюда сколько-нибудь ребят, прямо сейчас! — прокричал Моррисон. Голос его был одновременно испуганным и возбужденным. Он служил патрульным штата меньше года. — Тут что-то происходит! Что-то нехорошее! Мимо меня только что пронеслась толпа, человек семьдесят!

— Ну а что они делали? — спросил Пейтон.

— Они распевали «Вперед, о Воины Христа»!

— Это ты, Моррисон?

— Да, сэр!

— Так вот, патрульный Моррисон, насколько мне известно, нет закона, запрещающего распевать гимны даже под проливным дождем. На мой взгляд, это глупое занятие, но отнюдь не противозаконное. А теперь я тебе кое-что скажу, причем дважды повторять не стану: на мне сейчас висят четыре кровавых разборки, я понятия не имею, где шляется шериф и его чертовы помощники, и я не желаю, чтобы меня беспокоили по пустякам! Ты меня понял?

Патрульный Моррисон с трудом проглотил слюну.

— Э-э... Да, сэр, я понял, я... все, конечно, понял, но кто-то в толпе — по-моему, это была женщина, — сказал, что они, гхм, собираются «надрать задницы папистским хренососам», так она выразилась, сэр. Я понимаю, что это звучит как-то невразумительно, но мне не очень понравилось, как она это выкрикнула. — И Моррисон робко добавил: — Сэр.

Пауза так затянулась, что Моррисон уже хотел было снова позвать Пейтона — из-за трескотни электрических разрядов дальние радиопереговоры стали просто невозможны, но и в черте города связаться по рациям становилось все труднее, — а потом усталым и испуганным голосом Пейтон произнес:

— О-о... О Боже... О Боже милостивый. Что там происходит?