Самое сильное (СИ)

Храмовник с улыбкой следил за послушницей, предпочитая не думать пока о каком-либо совместном будущем.

Он чесал за ушами песика, который сонно щурился на огонь.

- Зря ты не прикончил старого пройдоху, – задумчиво обратился к тамплиеру де Баже.

- Ты прав, – не поворачивая головы, ответил тот. – Но я слишком устал от смерти. Сегодня Мрачный Жнец собрал достойный урожай.

- Да что ты говоришь! – притворно изумился рыцарь. – Он прямо-таки обогатился за наш счёт!

- Ну, положим, не за наш, а за счёт Осберта и его армии упырей… – поправил приятеля Сен Клер.

Хамон слушал их зубоскальство, машинально перебирая струны лютни. Он почти все время молчал, словно опять онемев. Привычка разговаривать лишь цитатами из песен и баллад не могла забыться так быстро, став в определенной степени его натурой.

Храмовник внимательно вгляделся в шута, потом кивнул второму рыцарю, дождался ответного кивка.

- Хамон! Иди-ка сюда. Не бойся, мы не причиним тебе вреда. Этьен, подними свою здравницу и подай мне меч. На колени! – скомандовал он, и как только оруженосец исполнил приказ, Сен Клер легонько ударил его мечом по обоим плечам.

- Встань, Хамон, ээээ… Стой, Хамон ведь не твое настоящее имя?

- Лондерик де Монсо. – тихо сказал шут. Шут ли? Нет, уже не шут и даже не оруженосец.

- Встань, сэр Лондерик де Монсо, рыцарь, и верно служи своему вассалу.

Доминика захлопала в ладоши от радости и даже Мабель улыбнулась.

Хамон, то есть, Лондерик, встал. Поклонился окружающим, взял в руки лютню и запел. Негромко, явно остерегаясь излишне напрягать голос. Но видимо, выразить свою признательность по-другому свежеиспеченный рыцарь Ле Монсо просто не мог.

- Тошно душе среди равнодушных стен,

Холод-клише, сумерки перемен.

Они за столом поют что-то про свой уют

В сытую ночь к черному дню…

Они слушали, затаив дыхание. Казалось, будто сейчас творится какая-то магия, в разы мощнее той, которую излучал амулет.

- Серая ночь, в окнах дымит рассвет,

Солнце взойдет, а может быть больше нет.

Ночь без любви, пусты между людьми мосты,

Нет ничего, есть только ты...

Свобода, свобода, так много, так мало,

Ты нам рассказала какого мы рода.

Ни жизни, ни смерти, ни лжи, не сдаешься,

Как небо под сердцем в тоске моей бьешься…

(ДДТ, “Песня о свободе”)

Его пальцы так и летали по струнам, по щекам скользнула пара капель, голос то и дело надламывался, но он не умолкал.

Мабель подалась вперед.

Даже Джослин приоткрыл глаза, с недоумением оглядев остальных.

- Темный проход, еще одного ко дну,

Боль на полу, капля за каплей в нас

В этой ночи она – рваная та страна

Сгребает золу остывающих глаз…

Он почти кричал, выдавливая из себя по капле всю боль, всю тоску и ненависть последних дней.

- Серая речь в темном больном окне,

Сдаться и лечь, в серую ночь во мне,

Нет не могу, прости, в мертвую жизнь врости,

Нет, не она в этой горсти…

Долгий проигрыш, вой песика, всхлипы Мабель.

Храмовник обнял послушницу, наплевав на то, что это видят другие. Та даже не заметила, всем своим существом, кажется, впитывая каждую ноту, пропуская ее сквозь себя, раскрываясь навстречу волне музыки, что захватила их и повлекла.

- Свобода, свобода, так много, так мало,

Ты нам рассказала какого мы рода.

Ни жизни, ни смерти, ни лжи, не сдаешься,

Как небо под сердцем в тоске моей бьешься…

Лондерик умолк, голова его сама собой склонилась, лютню он держал одной рукой, а другую положил на грудь.

- Теперь я могу говорить, – серьезно сказал он, и окружающие перевели дыхание.

- Мой бывший господин, известный вам сэр Осберт, не сказал вам всей правды.

Де Баже нервно хихикнул, но промолчал.

- Он и вправду получил амулет от короля Ричарда. За определенные услуги. Простите, дамы, что позволяю себе упоминать о таких низменных вещах при вас, но как говорится, “из песни слова не выкинешь”. Ричард Плантагенет, король Англии, отличается весьма извращённым наклонностями. Он соблазнил, или, правильнее будет сказать, совратил молодого Осберта ещё давно. Теперь же, в Палестине, их отношения зашли столь далеко, что находились те, кто высказал свое мнение на этот счёт. Сам Ричард, кстати, не считал свои наклонности чем-то грешным. Это все баловство, говорил он, полудетские забавы.

- Я знал! – не вытерпел Этьен, на лице которого была гримаса такой брезгливости, какой Сен Клеру у него видывать не доводилось.

- Да только ленивый не знал! – не выдержал храмовник, нетерпеливо махнув рукой. – Продолжайте, сэр … Лондерик.

- Можете продолжать звать меня Хамоном, – улыбнулся тот, – я не обижаюсь. Так вот, наш король как раз получил в подарок этот проклятый амулет, якобы от самого Саладина. Лично я думаю, что это мог бы с таким же успехом быть и от самого дьявола, уж очень страшной вещью оказалось действие амулета. Между прочим, прежде чем использовать его лично, Ричард проверил амулет на одном из своих вельмож, как выяснилось, своем родственнике. Тот погиб так же, как впоследствии сам Осберт. Никто этого не знал, кроме меня.

- Так вот почему тебя лишили дара речи! – хлопнул себя по лбу Сен Клер.