Самое сильное (СИ)

Он сгреб ее в обнимку вместе с плащом, прижал к своей груди. Левая рука его болела, после того, как ещё вчера ее оцарапал арбалетный болт, но сейчас для него не было ничего, кроме ее голоса, запаха, тепла и тяжести ее тела. Ее волос, щекочущих его подбородок. Ее дыхания, биения сердца.

- Нет, Доминика,. – он осторожно, словно к святыне прикоснулся губами к ее волосам. – Я не люблю жару и змей, тучи мух в любое время года, яды и песок, скрипящий на зубах. Меня не привлекают закутанные с ног до головы гурии, на деле оказывающимися усатыми матронами устрашающих размеров. А музыка местных трубадуров…

- Да, их музыка мне тоже не понравилась,. – согласилась девушка – То, что у них считается красивым, напоминает мне завывания кота в канаве. Но я слышала, что это оттого, что в восточной музыке много полутонов, кажущихся нам фальшивыми.

- Мне все на востоке кажется фальшивым,. – задумчиво проговорил храмовник. Он гладил лицо девушки, все смелее целуя ее. Доминика, казалось, была не против.- Фальшивые цели, фальшивые знамёна. Фальшивые дары и монархи. Только друзья и враги там настоящие. Впрочем, как и здесь.

- И любовь,. – тихонько добавила Доминика, мало-помалу поддаваясь его поцелуям.

- И она,. – согласился тамплиер, губами нащупывая в темноте ее улыбку.

- Послушай, Доминика,почему ты продолжаешь разговаривать со мной так, будто мы едва знакомы? Это, в конце концов, невежливо! – поддразнил он девушку.

- Простите… то есть, прости…. Амори. Так и вправду, гораздо лучше.

- Вот видишь, сладчайшая, истинный рыцарь плохому не научит.

- Кажется, именно плохому он и научит… ох…

- А что, тебе разве плохо?- искренне удивился он.

Их губы слились, а несколько секунд спустя девушка почувствовала, что ее накрывают одеялом. Она не успела удивиться этому, когда поняла, что одеяло просто служило прикрытием. Ибо под его мягким теплом Сен Клер аккуратно высвободил все, с его точки зрения, мешавшее детальному изучению того, что могло бы ей понравиться. Изучение затягивалось, к вящему интересу обеих сторон. Послушница не изображала стыдливости, а наоборот, крепче прижималась к храмовнику, наслаждаясь близостью и теплом.

Казалось, будто осторожное шуршание не разбудило никого из присутствующих.

После они задремали, не в силах расцепить объятий, лишь слегка поправив одежду.

Впервые в жизни Сен Клер наплевал на стражу и не разбудил часового.

Впрочем, де Баже вскоре проснулся сам. Оглядел окружающих, прикрыл потеплее Мабель, трогательно свернувшуюся клубочком. Потрепал по загривку мигом встрепенувшегося Булку. Тихо присвистнул при виде крепко спящих в обнимку тамплиера и послушницы.

Уселся возле двери и начал с невозмутимым видом точить меч. Времени было предостаточно, чудовища исчезли, а в кладовых и сокровищницах замка наверняка завалялась масса интересных вещей.

Звёзды за окном побледнели, светало. Как там пелось в одной из забавных песенок Хамона? “То есть, сэра Лондерика”, – поправил себя рыцарь. – “Начинался новый день”.

====== Часть 22 Эпилог ======

Ну вот и все, конец игре

Канцлер Ги, “Гийом де Ногарэ”

“Исчезло солнце и выползшая луна облила лес расплавленным серебром. Безветрие придавало чаще особое очарование – не двигались листья, не шумели кроны. Казалось, природа затихла перед какой-то страшной бурей. Уж слишком неестественной была такая всеобъемлющая тишина.

Он прислонился спиной к дереву. Страшно болели все мышцы, голова горела и кружилась, очень хотелось пить. Нет, не пить. Хотелось выпить, нализаться, до поросячьего визга и танцев на столе. До забвения. До синих чертей. До невозможности.

Ибо невозможно было забыть, как и невозможно было помнить. Нельзя было сейчас шевелиться. И сидеть спокойно он тоже уже не мог. Какая-то жажда деятельности овладела им, словно каждая мышца и каждая жила дрожали от нетерпения.

Он хорошо знал эту дрожь, и без этого утомленного тела, подстёгиваемого – чем? Долгом? Нуждой? Телесной немощью?

Он хорошо знал, что нужно сделать сейчас и страшился этого.

Есть вещи уродливее смерти, в сотый раз повторил он себе. А есть и те, что краше жизни.

Так будет лучше для всех.

Он сжал в руке эту проклятую мелкую вещицу, нащупав ее острые грани, ощутив странный, неестественный холод и тяжесть, почти непристойное удовольствие обладания этим…

Сжал крепко. И сделал, что должно”.

Она перевела дух. Получалось красиво, хоть и груствовато. Впрочем, во всех романах присутствовала определенная доля печального,что отнюдь не делало их хуже.

- Мабель! Милая, ну где ты? Тут принесли твои заказы от портного. К тому же, повариха опять, видимо, влюбилась и суп совершенно пересолен. И вдобавок паж привез письмо, явно от этого старого плута Сен Клера, а я… словом, мое зрение опять подводит меня и все эти маленькие закорючки сливаются в одну! Любовь моя, да где же ты? Мы с Уинифред тебя уже обыскались, скоро зарыдаем. Оба! – последнее звучало очень комично из уст мужчины лет сорока, с жалобным видом рыскающего по коридорам замка.