Самое ужасное путешествие

Падение собак в трещину и известие о гибели лошадей огорчило Скотта, а тут еще его встревожило отсутствие Аткинсона и Крина, которые должны были ожидать нас в лагере, но не оставили даже записки. Не было также никаких сообщений с «Терра-Новы», и мы решили, что и людей, и сообщение следует искать на мысе Хат. Проспав три-четыре часа и подкрепившись чаем с галетами, пошли без животных на мыс, захватив с собой примус, чтобы как следует поесть в хижине на мысу, и спальные мешки на случай непредвиденной задержки. По морскому льду достигли Гэпа, оттуда увидели, что открытая вода тянется до самого мыса Хат, и добрались до хижины. Тут нас ожидали сплошные загадки. Хижина была очищена от забившего ее льда; на двери висела записка, датированная 8 февраля: «Мешок с почтой для капитана Скотта находится в доме, у его южной двери». Мы облазили весь дом, но ни почты, ни Аткинсона с Крином, ни вещей, доставленных кораблем, не нашли. Были высказаны самые невероятные гипотезы. Меж тем свежий лук и хлеб говорили о том, что судовая партия здесь побывала, но как объяснить все остальное? Кто-то предположил, что, поскольку нас именно в это время ожидали обратно, Аткинсон с Крином по очень непрочному морскому льду отправились на лыжах в обход мыса Армитедж к лагерю Безопасный, а мы с ними разминулись, так как шли через Гэп. Вскоре мы нашли следы, ведшие к морскому льду. Полные сомнений, мы двинулись обратно. Скотт был ужасно встревожен, все устали, склад казался недосягаемым. Только в 180 метрах от него мы увидели еще одну палатку. «Слава Богу, – выдохнул Скотт. – Я думаю, Билл, вы волновались не меньше меня».

У Аткинсона была судовая почта, подписанная Кемпбеллом. «Все, что случилось в этот день, бледнеет перед удивительным содержанием почты, врученной мне Аткинсоном. В своем письме Кемпбелл сообщал обо всем, что он сделал, и о том, как нашел Амундсена, поселившегося в Китовой бухте»[11].

Хотя Скотт описал это событие очень выразительно, его слова бессильны передать чувства, овладевшие им и в той или иной мере каждым из нас, хотя мы и были предупреждены телеграммой, посланной Амундсеном с Мадейры в Мельбурн. Целый час все мы были в ярости, всех одолевало безумное желание немедленно плыть в Китовую бухту и там, на месте, расправиться тем или иным образом с Амундсеном и его людьми. Конечно, это была чисто эмоциональная реакция, вполне естественная в нашем положении. Мы только что закончили первый этап непосильной работы по прокладыванию пути к полюсу; и мы считали – пусть безосновательно, – что честно заслужили право первопроходцев. В нас тогда необычайно сильны были чувства товарищества и взаимопомощи; мы начисто забыли о существовании духа соперничества, и его внезапное вторжение в нашу жизнь вывело всех из равновесия. Я вовсе не одобряю тот наш взрыв ярости – а это была именно ярость, – я просто излагаю события в их последовательности, так как без этого не может быть правдивого рассказа об их участниках. Взрыв этот прошел бесследно; я снова передаю слово Скотту:

«Это сообщение вызвало у меня одну только мысль, а именно: всего разумнее и корректнее будет и далее поступать так, как намечено мною, – будто и не былововсе этого сообщения; идти своим путем и трудиться по мере сил, не выказывая ни страха, ни смущения.

Не подлежит сомнению, что план Амундсена является серьезной угрозой нашему. Амундсен находится на 100 километров ближе к полюсу, чем мы. Никогда я не думал, чтобы он мог доставить на Барьер столько собак. Его план идти на собаках великолепен. Главное, он может выступить в путь в начале года, с лошадьми же это невозможно»[66] [11].

Из почты мы узнали, что, покинув залив Мак-Мёрдо, «Терра-Нова» пошла на восток вдоль Барьера, чтобы высадить Кемпбелла и его людей, если удастся, на Земле Короля Эдуарда VII. По пути от мыса Крозир до долготы 170° з. с судна провели съемку Барьера, а затем взяли курс прямо на мыс Колбек, о котором Пристли написал в своем дневнике, что он «по нашим наблюдениям имеет высоту 60 метров, и необычно похож на самую обычную ограду, например садовую».