Самое ужасное путешествие

Однажды в середине зимы нас разбудил шум пурги, ставший уже привычным. До этого несколько дней стояла тихая погода, и лед укрепился настолько, что можно было снова поставить рыболовную сеть. Но такого ветра ей не выдержать, это понимали все, и после завтрака Аткинсон, упрямо выставив вперед нижнюю челюсть, заявил, что не намерен терять вторую сетку из-за какой-то метели, будь она неладна. Вместе с Кэохэйном он пошел на припай, и едва они переступили порог дома, как поземка скрыла их в темноте от наших глаз. Они вынули сеть, но на мыс взошли совсем в другом месте, и мы были рады, когда они наконец возвратились домой. Вскоре после этого весь лед унесло.

Надо отдать должное погонщикам мулов, сумевшим тренировать их так, что они не получали травм. Погруженный во мрак мыс Эванс, усеянный огромными валунами, с незамерзшим морем вокруг – мало подходящее место для выгуливания очень резвых и легковозбудимых мулов, только что покинувших теплое стойло, особенно если они вышли на прогулку впервые за несколько дней, если ветер, довольно сильный, еще продолжает дуть и ты боишься обморозить лицо, зная, что руки уже отморозил. Тем не менее все обходилось без неприятностей. Мулы очень любили гулять на свежем воздухе, и когда воспаление надколенной сумки приковало Пайари к хлеву, он мстил своим более удачливым сородичам тем, что каждого выходящего и входящего норовил укусить побольнее. Больше всего хлопот было с Гулабом, но Уильямсон сумел найти к нему подход. Некоторые животные, особенно Лал-Хан, выделялись игривым нравом. Они любили описывать бесконечные круги вокруг своего погонщика, затем внезапно остановиться и бить копытом снег. Хан-Сахиб, напротив, выходил со скучающим видом и все время зевал. Мы подозревали, что у него антарктический сплин. А вообще-то наши мулы выглядели как нельзя лучше, и в том заслуга Лэшли, который ежедневно их чистил и вообще всячески холил. Но не дай Бог ему уделить чрезмерное внимание одному из животных – остальные страдали от ревности. Только собаке Вайде удавалось сохранить хорошие отношения со всеми ними; она обходила стойла и по очереди терлась носом с каждым.

Кормили мулов примерно так, как год назад Отс кормил пони, и этот рацион вполне оправдал себя.

Содержание собак на борту «Терра-Новы» во время плавания на юг, конечно, оставляло желать лучшего. Читатель, наверное, помнит, что они находились на привязи на главной палубе, поверх лежавшего там груза, и во время штормовой и просто плохой погоды – правда, непродолжительной – бедняжкам приходилось несладко. Но ведь их больше некуда было поместить: каждый квадратный сантиметр межпалубного пространства был так забит различными вещами, что даже наше личное имущество, рассчитанное по крайней мере на два года жизни в Антарктике, пришлось ограничить размерами небольшого стандартного сундучка. Любой моряк подтвердит, что строить будки или навесы на палубе над или рядом с багажом было просто невозможно. И я не думаю, что в действительности собаки страдали от непогоды больше, чем мы. А в хорошую погоду и при прохождении паковых льдов они чувствовали себя вполне уютно. Тем не менее будущим исследователям следует позаботиться о том, чтобы предоставить своим собакам более удобные зимние помещения, чем были у нас. Амундсен, обосновавшийся на зиму непосредственно на самом Барьере, где было холоднее, но зато значительно менее ветрено, чем на мысе Эванс, держал собак в палатках, а днем отпускал их бегать свободно по лагерю. У нас палатки сорвал бы ветер, а построить снежные дома, как это сделал Амундсен на Барьере, мы, как я уже объяснил, не могли из-за отсутствия больших наносов снега.