Самое ужасное путешествие

И тем не менее в 11 часов вечера Эванс и я с плотником умудрились протиснуться в узкую щель, проделанную в переборке, по углю пробраться к водонепроницаемой перегородке, просверлить в ней без особого труда – она деревянная – еще одну дыру, спуститься с лампами Дэйви в колодец и приступить к работе. Воды было так много, что, лишь нырнув, удавалось достать рукой всасывающее отверстие. Часа за два мы его временно прочистили, и насосы весело заработали. В половине пятого утра я снова спустился вниз и повторил всю процедуру. Но только к вечеру следующего дня мы отсосали почти всю воду, а шторм исчерпал свои силы. Помпы работали, а мы все носили и носили воду ведрами, пока она не опустилась ниже уровня топок. Теперь можно было их разжигать, что мы и сделали, после чего занялись остальными помпами. На осушенном судне прочистить всасывающие отверстия было нетрудно. Я же с удовольствием узнал, что лишился только ста галлонов керосина – могло быть и хуже…

Вы, естественно, спросите, откуда появилась вся эта масса воды, если течь в носовой части заделали? Слава Богу, что хоть она нас не беспокоила. Вода поступала преимущественно через палубу, находившуюся под невероятной нагрузкой не только из-за палубного груза, но также из-за обрушивавшихся волн. Стоило одной доске не выдержать, и пиши пропало, – вот в каком критическом состоянии было судно. Наша жизнь зависела от каждой доски, именно в них, в досках, а не в накопившейся воде, заключалась главная опасность, угрожавшая нашим жизням в случае продолжения шторма. Можно было, конечно, сбросить часть груза за борт – работенка не из легких, – но нам было не оторваться от ведер…

Я не сомневаюсь, что Скотт расскажет о шторме в самых скромных выражениях. И все же, поверьте, он относится к числу лучших людей и вел себя в соответствии с лучшими морскими традициями, хотя не мог не понимать, что перспективы у нас самые мрачные».

Боуэрс заканчивает свой рассказ характерным замечанием: «Наша земля даже в наихудших своих проявлениях подходящее место для жизни».

Пристли записал в дневнике:

«Случись Данте увидеть наше судно в бедственном положении, он бы, наверное, добавил еще один круг ада, хотя ему было бы очень трудно объяснить, почему души умерших не унывают и отпускают соленые шуточки».