Самоед

Я только что разгрузил грузовик с оливковым маслом. Я смертельно устал. Подростку, который разгружал вместе со мной я сказал, что лично для меня одна из версий ада — это грузовик, который ты разгружаешь и за последним рядом коробок, которого ты так сердечно ждал — оказывается еще один. А потом еще. И так — вечно. Он явно не понял ни слова из моей усталой тирады потому что ответил:

— Да, обед будет скоро.

(Про подростка этого мне нечего вам сказать кроме того, что у него есть странный, врожденный дефект мизинца на руке. Мизинец за ночь скручивается как улитка и каменеет. Когда он просыпается утром — то раскручивая его, кричит от боли.)

Мне очень хочется проковылять в кафе, которое находится совсем рядом с моим складом и тихо заказать там бутылку пива и две стопки виски, но у меня нет денег, а украсть их сегодня невозможно. В головах сотрудников с самого утра, как речные водоросли после удара весел, колыхается подозрительное волнение. Охота на ведьм может начаться в любую минуту. Я чувствую это. Если я буду неосторожен — у меня есть шанс выслушать много ядовитых слов, ощутить мозолистые руки на отрицающем все лице, и может быть даже потерять свой единственный передний зуб, который я называю «рабочий».

Хотя бы можно просто посидеть, послушать плеер, погрызть бутерброды своим «рабочим», поднатужиться при мысли, что до конца рабочего дня еще три часа.

Погрузиться в сонное терпение. Складской анабиоз. Вынужденная анестезия прорывающейся агрессии, потому что если она прорвется и я разойдусь: три часа будут казаться тремя месяцами, а жажда выпить превратится в широкоэкранный психоз, когда все становится темнее и вещи как по–волшебству выпрыгивают из трясущихся рук. Так что лучше я посижу тут в одиночестве пол–часа, подумаю о том, что дома есть родители и старая, злобная, но все таки любимая собака, не дам себе распалиться….возможно день пройдет более менее быстро.

Но мне не дано провести обед одному. Двери склада распахиваются и она, щурясь от солнца, с сигаретой в зубах, приближается ко мне всеми своими сорока восьми килограммами. Ее громадный, пожранный оспой подбородок трясется — она уже что–то говорит, хотя отлично видит, что я в наушниках и ни хрена не слышу. Ей пятьдесят два года. Она живет в трейлере с мужем–диабетиком. У нее трое дочерей (все появились на свет путем кесаревого сечения) и зять, который покончил с собой неделю назад.

Иногда в трейлер привозят погостить ее инвалидку–мать со сломанным бедром. Это большое событие. Она весь день рассказывает мне и всем остальным как ее муж и трое ханыг из соседних трейлеров вносят старого динозавра на руках вместе с ее инвалидной коляской, как осторожно сажают мать в кресло или тащат в туалет, где уже по случаю установлено специальное сидение для пожилых и немощных.

Характер ее невозможен. Она утверждает, что в ее жизни нет места лгуну и вору (ах если бы ты знала!!!), но при этом я могу с твердостью сказать, что большей вруньи и сплетницы я пока что еще не встречал. Ее отношение к определенному человеку может полностью измениться за считанные секунды. Сейчас она возводит вас в святые, хвалит вас, анализирует ваши положительные качества — вы уже серьезно начинаете гордиться собой. Думать, что не все еще потеряно и где–то в глубине вас находится очаровательная, добрейшая личность. Но вот вы отвернулись, или ушли куда–то (ну скажем взять у начальницы новый заказ на две тонны макарон) и когда возвращаетесь — она уже смотрит волком, ее рот крепко сжат, она сопит и тоненько гудит старомодную мелодию тотально игнорируя ваше существование.

Вас нет. Вы — сволочь. Вы ленивый, безответственный мудак, который задерживает работу и портит все к чему прикасается. Да и не только как работник: как человек вы тоже порядочное дерьмо.

Не удивляйтесь, не гадайте — почему так произошло. Вы скорее всего ничего не сделали. Это ее натура. Завтра она словно юркий, сморщенный лилипут будет перебегать от одного работника к другому и едва слышно шептать про ваш подлый, невыносимый характер.

Это моя сотрудница. Она работает на макаронном складе уже семнадцать лет. Несмотря на свой карликовый рост и вес — она разгружает макароны с необъяснимой силой и энергией. Она действительно трудолюбивый человек. Хотя и скрывает это как может. Ее любимые темы для разговора это:

А. Кто и каким образом умер из ее родственников и знакомых. (которых очень много и поэтому истории редко повторяются)

Б. Какие гады, хапуги и мерзавцы наши начальники.

В. Как замечательно жилось раньше и как хреново теперь.

Сейчас она на полставки и два раза в неделю подрабатывает где–то уборщицей. Ее зовут Бренда. Ей всегда есть что сказать. Я дал ей прозвище — Бабка.