Самоед

Тем более дело идет о почти незнакомом мне человеке. Погодите! Так он же еще и начальник! Сколько раз он меня…. Да так ему и надо!

Нет, конечно бывают и исключения: есть люди у которых я никогда ничего не стащу. И совсем не обязательно: симпатичны мне эти люди, или нет. Я не могу дать точное описание типу людей, которым удастся избежать моего рукоблудия. Я не жаден… У меня было много друзей, которые часто получали от меня подарки и ничего не давали взамен. Это не волнует меня. Я понимаю, что это звучит абсурдно и цинично, но мне приятнее давать, чем брать. Боже мой…у меня нет и десятой доли того владения словом, какого бы я желал. К сожалению в этой повести мне не удастся правильно показать все противоречия моего характера. То же самое с устной речью…Может быть кто–то сможет уловить что–то важное, узреть, как между строчек изо всех сил подмигивают недосказанные слова… Это от неумения. Все гораздо сложнее, чем украденные ради выпивки кошельки и следующее за этим двухстраничное оправдание неизвестно кому. Прозрачные намеки на свое величие, ожидание похвалы, небольшая гордость за свою косорылую точку зрения…

Воровство — это также моя самозащита. Я не люблю потасовок и ссор. Я не могу выносить пятиминутного ора лицом к лицу, толчков в грудь, слюноотделения и тому подобных красот. Я бы и рад сломать кому–нибудь ребра, но я точно знаю, что ребра–то у скотины срастутся уже через месяц, и он, тварь, запросто очень скоро забудет о случившемся, а мне — скорее всего целый год страданий и ежедневного перематывания пленки воспоминаний о безобразном происшествии. Если меня кто–то обидел — я скорее всего обворую обидчика через несколько дней. Или хотя бы попытаюсь. Так повелось… Я привык.

Еще два факта:

Факт первый:

Вы думаете, что я совсем не могу себя сдерживать, когда мне хочется выпить? Вот в том то и дело, что пока могу! Я знаю себя. Вот, например сейчас я месяц уже не пью. Это не страшно, это очень тяжело. Другой вопрос: хочу ли я себя сдерживать зная, что в состоянии аффекта я могу совершить небольшое преступление, о котором потом буду сильно сожалеть? Нет. Не хочу. Почему? Да, вот, не хочу и все. Разве можно сравнить какой–то паршивый месяц моральных терзаний, страха и депрессии с радостью, которая клонически и тонически трясет мои бледные мощи, после того, как я куплю триста пятьдесят грамм рома на похищенные десять долларов? Да и собственно говоря: а какой резон не пить? Чего мне ждать в будущем? Ради чего хранить печенки и селезенки? Я такой жук, что выиграй я хоть миллион, а все равно каждый день — «надо было бы как нибудь пережить» Такая жизнь… Такая жизнь… Ах, да! Еще в дополнение к факту номер один: когда что–то крадут у меня — я сильно и искренне обижаюсь.

Факт второй:

Из похищенных трехсот долларов я потратил только тринадцать. В кафе.

Оставшиеся деньги — я в этот же день разорвал на мелкие части и похоронил под тяжелым гранитом далеко от склада. Родион Раскольников. Только немножко дурнее. Тот хотя бы не уничтожал…

Я сделал это потому, что «мне надоело». У меня иногда случаются подобные приступы. Когда мне «надоело» — это даже разрушительнее, чем «когда мне приперло выпить». Мне надоедает угрожающая сложность ситуации. Как описать сие состояние?

Мое «надоело» можно сравнить со страшной комнатой. Низкий потолок. На полу множество предметов. И все опутано проволокой. Километры проволоки. Куда ни плюнь — все замотано. Раскрываешь рот, чтобы закричать, а оказывается, что и во рту — моток проволоки. Зрение становится хуже и хуже. Комната ярко освещена, но все кажется темнее, чем оно есть. Дверей нет. Звуки тоже отсутствуют — только писк у в ушах, порожденный собственным организмом. Неуютно. Нельзя передать как неуютно. Стопроцентная фригидность приятных ощущений. Жизнь Василия Фивейского окунается в прохладный Потец.

Надо сказать, что я очень легко отношусь к деньгам. И не только к чужим. К своим тоже. Думаете я никогда не разрывал собственные деньги, заработанные в поте лица? Не выкидывал их с балкона? Не смывал в унитаз? Конечно разрывал. Когда «мне надоело» — нет никакой разницы чье это: мое или чужое. Я уничтожу. Уничтожу соблазн. Уничтожу эту возникшую сложность. Эту жуткую дилемму: есть деньги, можно выпить, но… надоело. Надоело врать. Я обитаю на девятом этаже уже шесть лет и до сих пор боюсь прыгнуть…

К тому же — мне даже как–то извращенно нравится такой варварский, романтический подход к финансам. Взял — и разорвал. Были и нету.

Где я? Ага:

Час ночи. Я лежу в постели…Матка Босха! Что я сегодня наделал…

Нет, нет. Надо забыть. Что делать с кошельком и с отпечатками пальцев — я придумаю завтра. Я что–нибудь обязательно придумаю. Если надо — полезу в непролазный бурьян, сорву кожу с бровей и рук и потом с помощью мини–костра сожгу кошелек и развею пепел и скрюченные частицы расплавленных кредиток — мощным дуновение рта. Или может быть я даже попытаюсь подбросить документы начальнику. Это легко.

Забыть! Сейчас надо забыть про все случившееся. Мне нужен временный покой. Мне нужен нянь.