Самоидентификация

Поезд уже рядом. Тот самый, что едет полтора суток. И теперь я его пассажир, машинист и жертва одновременно. Я сам во всем виноват. И больше некуда идти. Остается только встретить его здесь. И я ударяюсь об дверь головой, но боли нет. Реальность смешалась со странными, жуткими образами. Меня одолевает паника, порождаемая страхом. Страхом, что я могу потерять шанс что-то узнать – что-то жизненно важное или наоборот – абсолютно бесполезное. Идефикс. Но мне в любом случае нужно это узнать. Значит, это что-то важное. Значит…

Замок щелкает. Я отскакиваю от двери, и в голове звенит, и вокруг становится как-то пусто, плотность воздуха уменьшается. Дверь приоткрывается.

- Дима? – мужской голос, который я узнаю.

- Ага, - киваю; нервно сглатываю.

- Буянить будешь?

- Не, - шмыгаю носом. – Вы меня… Нет, не знаю, - сажусь на верхнюю ступеньку лестницы.

- Ясно, - отец Лизы выходит, тихо прикрывает дверь и садится рядом со мной; нам едва хватает места на узкой лестнице.

- Мне просто… нужно… знать…

Отец Лизы тяжело вздыхает. Качает головой.

- Нужно?

- Да.

- Хочешь с ней поговорить? Сразу предупреждаю – она не дома, ломиться не надо, - улыбается.

- Вы стали старше.

- Это называется постареть, Дима.

- Нет. Просто стали старше.

- Время такое…

- Ага.

- В общем, сейчас такой период, когда она обычно у подруг ночует. Пару дней. Или у каких-то друзей. Нам уже ее не удержать, сам понимаешь.

- Что с ней?

- Вообще?

- Ну, да.

- Работает. Учиться хотела. Но забросила все. Мы пробовали, так сказать, применить силу. Но она просто уходила из дома. После всего…

- После чего?

Качает головой.

- Пусть она скажет.

- У подруг? – я чуть не плачу от бессилия.

- Блин, - отец Лизы оглядывается на дверь в квартиру. – Ладно, вижу, тебе совсем дурно от этого. Моя меня повесит, если узнает, что я проболтался. Она не понимает, что теперь уже ничего не поделать. А мне тебе мстить не за что.

- Где она?

Нервно сглатывает, снова оглядывается.

- Скорее всего, на кладбище. Северный вход.

Я хочу верить, что ослышался, потому что круговорот этой ночи снова начинает обхватывать меня – на этот раз, за горло.

- Где? Зачем?

- Слушай, поищи ее там. А я пойду. Иначе мне хана.

- Спасибо Вам, - бормочу.

- Знаешь, странно, что ты приехал именно сейчас, - уже стоя у двери.

- Сейчас?

- Да, в этот день. Именно в этот. Очень странно. Будто знал. Хотя, не должен бы.

Пожимаю плечами.

- Я приехал еще вчера.

Он уходит. Выхожу на улицу. Жутко трещит голова. На горизонте виднеется протрезвление. А это еще хуже всего, что было до него. Едва волоча ноги, выхожу на проезжую часть. Копаюсь в карманах. Нахожу еще одну тысячную банкноту и стою, вытянув ее в руке, посреди дороги. Один проезжающий мимо «уазик» меня игнорирует. Следующий за ним «логан» останавливается. Отказаться от предложения он не готов, несмотря на мой откровенно усталый вид.

Понимание того, что я не где-то, а на кладбище, отрезвляет меня, как мне кажется, окончательно. Что может здесь делать такая хорошая девочка, как Лиза? Тем более – ночью. Годовщина смерти подруги? Тети? Бывшего жениха? Почему ночью? Чтобы никто не догадался? Жора об этом знал? Ира знала? Кто-то знал?

Прохожу вдоль линии могил. Пробую это направление. Слышу шорох откуда-то со стороны другого ряда. Медленно, стараясь не производить шума от веток и листвы под ногами, двигаюсь туда. Почему-то приходит на ум тот факт, что бывшая моего приятеля с Комендантского, лежащего в клинике, уйдя от него, в конечном итоге, оказалась с внебрачным ребенком на руках в однокомнатной квартире со своей мамашей. Почти как моя бывшая. Но на мне другой ценник. Это бодрит, и я стараюсь держать спину прямо.

«Знаешь, странно, что ты приехал именно сейчас»

Странно.

На скамейке около одной из могил сидит девушка. Тревожно поднимает голову, увидев меня. Столбенеет. Потом вздыхает и отворачивается. Я не могу сдвинуться с места, потому что узнаю ее. Я стараюсь не смотреть на могилу, на памятник, на прочие могилы рядом, хотя успеваю заметить, что они какие-то маленькие по сравнению с прочими. Я смотрю на нее. Узнаю и не узнаю одновременно. Она заплакана.

- Можно?

Она молча кивает, не глядя на меня. Не знаю, зачем я спрашиваю. Все равно подойти ближе я не могу. Стою метрах в десяти от нее. Взгляд соскальзывает с ее лица на ее тело – худое, в белом плаще не по сезону, в белых грязных туфлях. Потом, наконец, мой взгляд уходит к могиле. Маленькой могиле со скромным маленьким памятником. На нем выбиты православный крест и три слова, которые я не могу разобрать. Очевидно, фамилия, имя и отчество усопшего.

- Давно ты… тут?

- Всю жизнь, - тихо отвечает.

- Я имею в виду… - не могу договорить, комок в горле, беру паузу.

- В городе – всю жизнь. Здесь недолго. Какими судьбами?

- Ну, я искал. Искал тебя. И вот…

- Папа сказал? – усмехается; кажется, она в столь сильной апатии, что никаких эмоций мой приход уже не вызвал; что она перестрадала столько, что ей уже все безразлично.

- Неважно. Как ты?

- А сам ты как думаешь?

- Я ничего не знал.

- О чем?

- Обо всем.

- Ну, бывает.

Хочу заорать на нее, но это кажется неуместным.

- Ты с кем-то…