Самоходчики

Ну как сильные? Сначала ведь идет мощь, артподготовка, потом танковая атака, а потом уже подчистка пехотой. А нас, самоходчиков, немножко приберегли, потому что кроме атаки, нам нужно стрелять еще и с закрытой позиции, при артподготовке. Но артподготовка — это кошмар! Это кошмар! Все летит туда, все стреляет туда. И что еще интересно, вот эти ракеты, которыми «катюши» стреляют — они в деревянных обрешетках. А когда зима, то оно там примерзает, и ракета прямо с этими рейками летит. Понимаешь, они в «катюшу» прямо так и ставили, потому что там некогда разбирать. И вот оно летит и летит, все небо черное от этих ракет, от снарядов. И самоходки ведут огонь — нам дают данные для стрельбы, и мы по ним стреляем.

Вы умели стрелять с закрытых позиций?

Ну а как же! Буссоль (вертикальная наводка) и панорама (горизонтальная наводка) — это два прибора для артиллериста. Вот по ним и наводили. Иногда наводчик стрелял, а иногда я сам. И немцы в ответ стреляли, ого-го! Но они стреляли уже потом, потому что мы артподготовку делали внезапно. А когда наши отстрелялись, то они уже себя раскрыли, понимаешь? А немцы засекают и в ответ бьют. А иногда бывало такое — наша разведка установит, что, например, в четыре часа немцы будут атаковать, и в полчетвертого уже наши шуруют, чтобы предупредить, разбить все, что приготовили немцы для наступления.

Короче говоря, немцев мы обстреляли, а выбивали их из Ченстохова, в основном, танкисты с пехотой. А дальше пошли в Германию, много разных поселков взяли — Ульбердорф, Пилграмдорф… Ты понимаешь, когда я приехал из госпиталя, то потерял свою сумочку, где — не знаю. Там была карта, и на ней все намечено, весь мой путь. А сейчас уже почти все вылетело из головы, но десяток названий я помню. Ну, везде то же самое — вперед, вперед, вперед. Но ты понимаешь, оно как будто рывками шло — когда прорыв, тогда идут и танки, и самоходки. А когда к наступлению готовимся, то собираемся, заправляемся, укладываем боеприпасы. Атак, чтобы каждый день в атаку идти — такого не было. Потому что часть в атаку сходила, и уже потери большие. И вот тогда нас отводят, и идет пополнение — добавляются танки, самоходки, машины, люди, вооружение добавляется, боекомплект. Опять все это дело формируется, и часть готова к новому наступлению. Ну, и если на нас нападение какое-то, то тогда конечно, мы отвечаем.

В ночных боях участвовали?

Нет. Если тихо, никто не тревожит, то старались никуда не встревать. Зачем тратить живую силу, ради чего? Выставляли часовых и ложились спать. А спали или под машиной, или в домах. В Германии, например — в домах, все ведь было свободно. А в Польше некоторые даже приглашали нас — заходи в дом и все.

А как вообще поляки принимали?

Поляки? Не очень. Как-то недружелюбно к нам относились. Они тогда понимали, что мы — это оккупация.

Передвигались, в основном, по дорогам — в Германии магистрали очень хорошие. Такие трассы, что самолеты на них садились! Вот стоишь перед наступлением в одном месте, потом переезжаешь на другое место, и там то же самое — на дорогах асфальт, на фермах все из бетона до самой последней клуни, до последнего сарая, все заасфальтировано.

А вокруг поля — чисто, аккуратно. Переночуем где-нибудь на ферме и дальше едем. Ну иногда застревали, не без того, как говорится. Но это все быстро решалось — если один застрял, то другой подъехал, зацепил и вытащил. А речки переезжали по мостам, если немцы не взорвали. А если взорвали, то наши саперы наводят переправу, а мы стоим ждем.

Когда подъезжали к мосту, то как-то рассчитывали его грузоподъемность?

Ну как? «Выдержит?» — «Выдержит!» — «Давай, поехали!» Вот и все решение. Никто же тебе не будет рассчитывать вес, грузоподъемность. Да и там такие мосты капитальные — выдерживают все что хочешь.