Самолет для валькирии

– Э-э… – раздалось из-за спины потерявшей кураж дамы. – Извините, мадам!

Мадам обернулась на нахалку, прерывающую её диалог.

Нахалка оказалась ни кем иной как Натин. Та с озадаченным выражением лица смотрела на Григория и выразительно постукивала свёрнутым веером по большому пальцу правой руки. Рядом в ажиотаже, явно слышавшая весь диалог, пританцовывала владелица салона.

– Я правильно понимаю ситуацию? – начала Натин обращаясь к задиристой суфражистке. – Вы умудрились каким-то хитроумным способом заставить Румата-доно раскрыть инкогнито автора?

Григорий развёл руками. Лицо же дамы с книжкой наоборот закаменело. Она явно не просекла юмора.

Лицо принцессы тут же стало ехидным.

– Мои поздравления мадам! – кивнула она ещё не пришедшей в себя зачинщице спора. И обойдя её уставилась своими хитрющими газами в лицо Григорию.

– Вы мне проспорили, синно-сама! – произнесла она торжественно и ткнула Григория в грудь веером.

– Признаю, химе-сама! – с поклоном и не менее хитрой улыбкой произнёс Григорий.

Дамы тут же навострили ушки, потому, что поняли: тут творится некая тайна.

– И в чём заключалось пари? – тут же заинтересовалась наконец спорщица.

– Всё просто. – ответила Натин. – Я заключила пари с месье Руматой, что его авторское инкогнито продержится очень недолго. И либо обстоятельства заставят открыть, либо кто-то не в меру внимательный, прочитает зашифрованное. Тем более, что прямо в первом абзаце, в первой строке написано: "Внимание-внимание! Слушать внимательно. Очень важно!". К тому же, те, кто знает хотя бы два языка, могли бы обратить внимание, что эти абзацы в разных изданиях очень сильно разнятся.

Любопытствующая держательница салона взяла из рук спорщицы томик, открыла его на той самой главе, которую задира заложила пальцем. Положила на стол. Отошла куда-то и принесла немецкое издание. Сзади неё, с любопытством заглядывая ей через плечо, пристроился муж. Бросая мимолётные хитрые взгляды на всех спорщиков он, тем не менее, помалкивал отдав всё на откуп жене.

Жонка тем временем нашла нужную главу и долго сличала. Стайка дам мгновенно сгрудилась рядом слегка потеснив хозяина, чтобы увидеть и самим. Они, высовывая язычки от энтузиазма, становясь на носочки, пытаясь пролезть в первые ряды, смотрели ей через плечо как хозяйка ещё раз перечитывает те предложения.

– Как видите, меня всё-таки вынудили! – уже посмеиваясь сказал Григорий Натин, а та быстро перешла на санскрит.

– То, что мы обсуждали? Те самые обстоятельства?

– Да. Те самые. Или мне показалось, что есть изрядная доля вероятности, что данное произведение возьмут как знамя разные больные на голову. – ответил на том же языке Григорий.

Натин пробежалась взглядом по суфражисткам и остановилась на лице мадам с которой начался спор.

– Есть такая вероятность. – подтвердила она обернувшись снова лицом к Григорию. – Не буду голословной, но она не выглядит человеком у кого была счастливая личная жизнь.

– Мадемуазель!… – обратилась к Натин держательница салона оторвавшись от книг. Синхронно с нею все обступившие её суфражистки повернулись в ту же сторону.

– Не могли бы вы быть так любезны пояснить… Вы обратились к месье Румате как-то странно… И он обратился к вам… Надеюсь это было не ругательство? Эти "доно", "сама"…

– Нет, мадам, это не ругательства! Это всего лишь титулование на другом, не французском, языке. На языке страны Ниппон.

– То есть, вы хотите сказать, что обратились к месье Румате по титулу? И он к вам также?

– Разумеется! Если, мы обращаемся к кому-то по титулу, то и они тоже обязаны сделать также.

– Извините! Извините, хэиме сама! – коряво произнесла держательница салона, – но мы не знали, что вас следует величать! И как величать!

– Ничего страшного. – Отмахнулась Натин. – Это уже чисто между нами… хм… такие правила. А вам мы дозволяем обращаться без титулований.

– Вы делаете нам честь! – со страхом и приседаниями начала было держательница, но была прервана Натин.

– Разумеется. И выкиньте это из головы. Мы развлекаемся!

Многозначительно помахав в воздухе сложенным веером, Натин оборвала разговор и удалилась. Вслед за ней, коротко поклонившись, удалился и Григорий.

* * *

Григорий, пойдя на раскрытие инкогнито, рисковал. Но всё равно ему не давала покоя, пришедшая мысль. А пришла она после изучения подсунутых братцем текстов. Про Парагвай.

Читаны те тексты были давно, но вот мысли, насчёт них, появились лишь недавно. Уже в Париже.

Ведь реально – Парагвай был первой серьёзной попыткой создать некое подобие социализма. И что эту попытку, "цивилизованные страны" утопили в крови, слишком было похоже на то, что попытались сделать позже – в России начала двадцатого века.

Мысль была тривиальной: Если там это было, то сохранилась и память. А пока есть память "о тех временах", есть и люди, мечтающие вернуть благостные времена.

Ну и ещё одну мысль нежданно подкинул братец, принявшись вслух размышлять о Англо-Бурской войне.