– И траву. Траву еще будем сеять, товарищ Омикин. Уже получены семена травки-муравки, как ее зовут в просторечье.
– Не знаю! Не знаю! Кто будет, а кто и не будет. Надо было заранее предупреждать, – сказал Омикин и в сильнейшем раздражении отложил на счетах цифру 144 – сумму своего ежемесячного оклада.
Шевчук весь внутренне подобрался, и все ожидали, что он сейчас скажет что-либо звонким голосом. Но он был тих.
– Смотри! Твое дело, Омикин. Если воля коллектива для тебя – ноль, то… В общем, смотри, Омикин.
И он ушел не прощаясь.
И остальные служащие тоже разошлись, поскольку уже прозвенел звонок и делать им на работе больше было нечего. Звенел звонок.
А поздно вечером в однокомнатной квартире Омикина наблюдалось следующее: Омикин с женой пили чай с вишневым вареньем и водку. А когда жена ушла на покой, Омикин босиком прокрался в лоджию своего девятого этажа, протянул к небу длинные руки и стал молиться о дожде.
– О Боги, Боги! – молился Омикин. – Дуньте на Землю ветрами буйными, заберите небо в решетку частую, размойте дороги и подъездные пути! В таком случае воскресник не состоится, и я буду спокойно спать в своей постели.
Как это ни странно, но молитва возымела действие: к утру защелкали редкие капли – ударили, забарабанили. И зарядил мелкий мутный дождичек. Усталый Омикин поцеловал жену и лег с нею рядом.
Казалось бы – и все тут. Омикин победил, и все тут. Ему помогли Боги, он победил, и все тут.
Ан нет. Ибо воля коллектива, как вы это сейчас увидите, сильнее Богов.
В назначенный срок и Наташа Шерман, и дедушка Птичкин, и другие многие налетели на Шевчука.
– Ты что же это, Степан Парфеныч, объявил воскресник, а тут – дождь.
– Это – ничего, – тихо и, как всегда, убедительно ответил Парфеныч Шевчук. – Мы сейчас, товарищи, мы отметимся и отпустимся домой.
Отметились. Не хватало Омикина. Наступило неловкое молчание, а вскоре Омикина уже обсуждали на профсоюзном собрании.
– Даже Наташа пришла, – тихо говорил Шевчук. – А ведь всем известно, что у ней…
– Это – не важно, – заалевшись, перебила Наташа. – Может быть, я, товарищи, думаю неверно, но я считаю, что раз все, так, значит, все. И товарищ Омикин вовсе никакое не исключение.
– Верно! Верно! – шумел коллектив.
Глядя на гневно осуждающие, искрящиеся, знакомые и родные до боли в глазах лица друзей и товарищей по работе, Омикин заплакал.
И ему все простили, видя, что он чистосердечно раскаивается в ошибках и принял свой поступок близко к сердцу.
АЛГЕБРА
Вот тут на улице лежал в грязи пьяный Иван, а Никита трезвый подходит и видит, что Иван пьяный лежит. Он тогда пошел с ходу за Николаем, а тот уже немножко выпивши. Они бутылку взяли, скушали над Иваном и упали. А Володя с Васей из бани идут, смекнули что к чему, хотят помочь, но пиво с водкой зря мешали. Тоже лежат. Велосипед! Велосипед Ахвицеров шел покупать, но понял – люди в беде. Хотел нашатырем, да по ошибке вермуту сунули. Готов. Дедушка, который на базаре корешками торгует, только стал перешагивать, а поскольку пьяный, то и туда же. Двое командированных говорят: «Какое бескультурие в этих провинциальных городах», а вышли из ресторана и ноженьки подкосились.
Рыбак, моряк, вор чемоданов, пространщик с бани, гитарист рок-группы, член Союза журналистов РСФСР, шофер автохозяйства № 1264, норильчанин, акробат, художник Яня, цыган и тот, который зубы золотые вставляет, – всего набралось до сотни, и милиция десять раз туда-назад ездила.
Или одиннадцать. Я точно не помню, но вытрезвитель утром оказался полный, как лукошко. Каждый отдал по пятнадцати рублей. Итого – тыща пятьсот. Кроме того, по получении на производствеквитково безобразных поступках все, кроме цыгана, былилишены квартальной премии и тринадцатой зарплаты по итогам работы предприятия за год.
И что же это у нас тогда получается, товарищи? Да ведь это же полная получается алгебра, товарищи! Тут ведь тыщами экономии дело пахнет! Коли даже, к примеру, брать в среднем по 175 рублей, то ведь и все равно – тыщами пахнет! Считайте, суммируйте, множьте! Я-то сам примерно прибросил, но может, я где-то как-то по большому ошибаюсь? Может, это в другую сторону алгебра? А? Ответьте, други, развейте сомнения!
Бред, вы говорите? Який, хр-р, там еще может быть вранье, когда и вреда-то всего, что пьяные на улице валялись в грязи на глазах у всего чистого, белого и аккуратного света! Иван! Никита! Коля! Ау!
ИНОСТРАНЕЦ ПАУКОВ
Пауков-то он хоть и утверждал, что никакой любви нету, а сам-то и влюбился, находясь на последнем курсе очного обучения одного из институтов города Москвы. В одну уникальную, сильно вдумчивую, даже немного унылую оттого девицу по имени Лика. Любовь прошила сердце Паукова.
Но случай объясниться или вообще что-то предпринять все не выпадал, потому что Пауков и еще один, по имени Санек, крепко сдружились с африканским негром Джозефом, сыном князя.