Жена священника
Самым приятным респондентом из всего города оказался отец Деметре.
Иногда Лике приходилось забегать к нему домой. Уходя, увидела однажды в окне его жену – она курила и слушала Мика Джаггера, пританцовывая всем телом.
В этот момент словно бездна открылась, и Лика принялась ее изучать.
Они поженились почти детьми – а кто в семнадцать не ребенок?
На старой фотографии, прислоненной к подсвечнику на пианино «Петрофф», жена – фарфоровая кукла, он – тощий мальчик в рясе. Уже тогда был дьячком.
Дядя – очень высокий церковный чин, семейная династия, неизбежность карьеры. Рано или поздно и мальчик войдет в эту дверь, но пока противостоять любви было незачем.
Манана все знала заранее, но будущее было смутным, а он – ее милый мальчик, серьезный и влюбленный, – совершенно точно жил здесь и сейчас.
И он ее любит, а она – его.
Дом у них стал как проходной двор.
Кто ест, кто ночует, кто милости ищет, кто батюшке душу лечить принес, а его жене Манане – кастрюли драить, раны бинтовать, детей разнимать и батюшке создавать покой и уют.
Подруги дневали и ночевали, Манана по старой памяти включала на полную мощность Роберта Планта, варила кофе бадьями, глупые сороки дымили, реготали и галдели на весь двор.
Соседи считали, что так и положено – попадья может быть только такой, легкомысленной, а то ж умом двинуться можно.
Две девочки-хулиганки уже подрастали, и Манане скоро снова было рожать. В доме бегали собаки и ругался попугай, батюшка стал уже бородатым и ни словом не давал понять, что не так все у него должно быть, служил, помогал, даже интервью давал, книги читал – и сам по себе, и девочкам.
Как-то раз Лика пришла и увидела, что девчонок нет, а батюшка сидит печальный.
– Пришло время, – усмехнулся он. – Пора идти в монахи. Иначе так и останусь протоиереем, а династию надо продолжать, это дело семьи.
– А как же ваша жена? – растерянно брякнула Лика.
– Она знала, – спокойно сказал отец Деметре. – Но не думала, что так скоро.
Больше Лика его не видела, знала лишь по слухам, что в этой странной семье наступила та самая жизнь, которая казалась далекой, как горизонт: батюшка обитал в доме, как драгоценный квартирант, и всегда рядом с ним был монашек. Для пригляду, чтобы не нарушил чего.
И денег жена не у мужа проси – а у монашка, батюшке уже нельзя деньги в руки брать.
А младенца только папа может успокоить, и как раскричится девочка, бегут в церковь Манана с двумя девчонками-хулиганками, и третья – орущий сверток у груди.
Батюшка стал владыкой и сменил имя, уже в третий раз.
Манана с фарфоровым кукольным лицом работала в приюте для сирот, по-прежнему слушала Роберта Планта и дымила, как паровоз, и в ее черных волосах появилась серебряная прядь, как у Индиры Ганди.
Она все знала заранее.
А Лике уже можно было не ходить к нему за интервью.
Оставалось лишь перечитывать старые записи.
– Страх рождает любовь, – так он объяснил суть христианства.
– Как же так, батюшка, – запротестовала Лика: с ним, слава небесам, можно было спорить. – Для меня это непонятно. Разве Бог – это не любовь? Где там место страху?
Отец Деметре усмехнулся: до чего же он был обаятельный.
– Допустим, у тебя есть возлюбленный. И ты хочешь показать ему, какая ты хорошая. Поворачиваешься к нему своими самыми лучшими сторонами, но при этом знаешь, что ты не совсем такая, как ему показываешь. И боишься, что он увидит в тебе что-то неприятное. Ты же любишь его и хочешь любви в ответ?
Странно выходит, думала Лика. Тогда любовь должна порождать страх, а не наоборот.
Наверное, она чего-то не понимает.
– Это вера, – не пытался переубедить ее батюшка. – Ты все время пытаешься подключать ум. А дети просто верят. Ты слишком много читаешь, видимо? Так и бывает с чересчур умственными людьми – они разучаются верить.
Что-то не складывается у Лики с Господом понимания.
Она была повернута к Генриху самыми лучшими сторонами, а он все равно ее не полюбил. Теперь и бояться нечего.
Миранда своего матроса любит и не боится, и все равно счастья нет.
Магия для Миранды
– …Хоть бы он умер. Или женился. Кретин чертов, как его ненавижу…
В предрассветной зимней комнате раздалось хихиканье.
– Эй, девочка! Не успела проснуться, уже ругаешься. Утро надо начинать с добра. Представляешь хоть, как твоей маме трудно: может быть, это ее последний шанс. Или нет, скажем мягче – последняя любовь, я не знаю. Не зря же она за ним гоняется столько лет.
– Ты сейчас это кому говоришь?
– Ей кажется, что, если она его упустит, жизнь закончится. Тебе, а кому еще?
– Меня сейчас вырвет! Любоооввв! Да про кого ты говоришь, знаешь хоть?! Миранда кого-то любит – ха-ха-ха. Ей всегда было на меня плевать! Если бы не бабушка покойная, я бы вообще на улице выросла! Ты же видела, что она со мной сделала!
– Ну да, сделала. Хватит уже об этом.
Клара выдохнула облачко пара.