Самолет улетит без меня

Люди шли и шли, и видели достаточно, чтобы поплакать, вернуться по домам и обсудить все в подробностях: но глазу не хватало чего-то важного – нигде не было видно несчастной вдовы его Ламары. Дети были глупые еще, бегали по двору с другими малышами, и братья и невестки – тут, а жены нет; и повисли вопросы, на которые легко было дать ответ – ей, несчастной, так плохо, что врачи пытаются сохранить ей жизнь и рассудок, кто-то робко предполагал, что у нее случился инсульт и она парализована, речь отнялась, а кто-то более уверенный возражал, что нет – заговариваться стала, и колют успокоительные, словом – не может она выйти на люди.

Но как же будет, сетовали женщины, как же будет на панихиде и тем более на похоронах? Как же можно, чтобы в первом ряду не шла вдова?!

Приехало столько народу из разных городов мира – не только из столицы, а с чертовых куличек и из тридевятых земель – все знали Эльдара, везде его любили: коллеги-танцоры, сокурсники, друзья детства, одноклассники, соседи, одних телеграмм было как снега в горах – охапками!

Цветами завалили весь огромный дом, подъезд и даже двор, они под солнцем прели и пахли так, что здоровый бы свалился от удушья, подруги Ламары разворачивали букеты, обрезали и деловито сортировали, чтобы расставить по вазам, а ваз не хватало, приносили соседи, но у них тоже не хватало, наполнили ванны и насыпали цветы прямо в воду, и все в округе сомлели от запаха, а Ламары все не было видно.

Помните же – она такая высокая, очень статная, с чудесным носиком, высокими скулами и узкими лукавыми глазами, всегда улыбалась, еще бы не улыбаться – если твой муж Эльдар! Злые языки говорили, что женился он по сговору, по настоянию родителей, династический брак, Ламара – безупречная дочь прекрасной семьи, а дальше уж нетрудно было ее полюбить, Эльдар был щедрым и добрым, и жена его была счастливейшая из женщин в этом городе, а может, и в стране, хотя это перебор, но претендовать вполне могла бы.

И вот теперь всем до изнеможения, до зубовного скрежета хотелось увидеть ее лицо – почему она не выходит? Хоть краем глаза задеть настоящее, сильное горе, от которого мурашки бегут по телу и душа исходит слезами – и стыдной радостью, что это не с тобой.

А Ламару видели только ее подруги.

Когда она узнала о смерти Эльдара, повернула кресло лицом к стене и села в него.

Подперла рукой лоб и не поворачивалась.

Подруги ее плакали, лили воду в лицо, давали нюхать капли, уговаривали встать, лечь, умыться, съесть хоть кусочек, никому не рассказывали, что происходит, гладили ее по голове, щипали за руки, кричали в ухо, обнимали до хруста, приводили братьев – Ламара не шевелилась и смотрела в стену.

Дети про нее забыли – мать затерялась в закоулках дома, а им уделяли столько внимания!

Смерть папы до них не очень доходила – он часто уезжал из дома надолго, и сейчас, скорей всего, так же.

В день панихиды вдову подняли, как куклу, отвели в спальню, переодели и причесали, и подруга ее вскрикнула и уронила щетку для волос: надо лбом росла совершенно белая полоса. Лицо Ламары, прежде гладкое, как яйцо, ссохлось и потрескалось, глаза ушли внутрь. И слухи стали медленно выползать в мир, вызывая самую разнообразную реакцию: жалость, ужас, удивление, неодобрение и даже гнев.

– У кого муж не умирал, скажи на милость?! – грохотала пришлая невестка, большая, как кашалот, одесситка Вера, у которой муж умер в прошлом году. – Особенную из себя строит? Я, может, тоже хотела от горя умереть, да на кого детей было оставить? Нечего, нечего, должна себя в руки взять!

Ламару привели и посадили у гроба, но при этом будто отключили от источника энергии: ее лицо ничего не выражало, она не видела людей, ничего не говорила и только иногда стала пить воду. Лишь слезы лились и лились по сморщенным щекам, она их не вытирала, и черная юбка намокала на коленях, подруги придумали класть ей туда подушку и менять время от времени.

Родственники сердились, возмущались, наклонялись к ней и разговаривали в лицо, смотрели в глаза, брали за подбородок, разводили руками, приводили врачей, те кололи успокоительные, но потом перестали – у Ламары шок, она не буйная, зачем успокаивать, она с ними вообще загнется.

– Ей внимания мало, что ли?! Всегда в тени своего мужа была, а сейчас напоследок хочет ему уход испоганить! – шипели деревенские тетушки, обсевшие гостиную по периметру, как мухи.

Весь город был в ожидании самых торжественных похорон за последние годы: сонная жизнь встрепенулась и открыла глаза, сильные чувства рвались на волю, и каждому было что рассказать о прекрасном Эльдаре – как он шутил на свадьбах и укладывал пьяными по пятьсот гостей, а сам был лишь слегка навеселе и плясал, раскинув руки, стройный и легкий.

Те, кому он обещал вести свадьбы, обижались на него и ругали за неосторожность – ну кто еще мог умереть ранним утром во время партии в теннис?!

Красивая, изящная и нестрашная смерть: весь в белом, загорелый, на красном гравии и с ракеткой в откинутой руке.

– Что есть жизнь, – вздыхали и шамкали пузатые старички, – сегодня ты король, а завтра – уже пшик!