Другие норовят заполучить участки побольше либо те, которые до них не возделывал никто из соотечественников. Но встречаются и такие чудаки, которые просят участок какой ни на есть завалящий, не сулящий премий, расположенный в каменистой местности и к тому же так далеко, что у руководства невольно возникает сомнение: а следует ли нам заниматься обработкой столь отдаленных участков? Чудак настаивает, убеждает, уговаривает, требует. Точно не начальству, а ему виднее, в чем состоит его задача служения науке. Чудак утверждает, что вырастит не обычный, веками потребляемый хлеб, но совершенно новую культуру, всему миру на удивление. Если его попытка удастся, то появится возможность накормить не только жителей крепости, но и всех, кто проживает далеко вокруг. Это будет не только еда, но и одежда, обувь — словом, нечто совершенно фантастическое.
Легко сказать, нелегко доказать. И возникают вопросы. Сразу много вопросов, которые задают ученому-чудаку.
— Давайте разберемся, товарищ Балавадзе. Вопрос первый. Как назвать эту вашу новую культуру, чтобы министерство отпустило нам средства для финансирования работы по централизованному фонду?
— Назовем ее хлебом будущего, — говорит биолог Балавадзе. — Разве дело в названии?
— Но ведь хорошо известно, товарищ Балавадзе: не тот хлеб, что в поле, а лишь тот, что в сусеке. Хлеб будущего — это все тот же традиционный наш хлеб, но производимый в больших количествах и с помощью более совершенной техники, — замечает начальник четвертого отдела тов. Скворцов.
— Значит, ничего нового нам не нужно, а только то, что связано с увеличением продукции и усовершенствованием хорошо известного?
— Я к этому не призывал, — спокойно и нелогично замечает тов. Скворцов. — Вопрос второй. Разработкой моделей обуви занимается одно родственное предприятие, а вопросами верхней одежды — совсем другое. Мы же занимаемся хлебом и только хлебом. Можете ли вы утверждать, товарищ Балавадзе, что ваше поисковое исследование кончится выведением нового сорта хлеба, который по всем показателям будет превосходить известный?
— Нет.
— Вот видите, — улыбается тов. Скворцов. — Сколько мы знаем таких историй: мужик на счастье сеял хлеб, а уродилась лебеда. — И биолог Балавадзе читает в его глазах торжество и притворное сочувствие.
— В ближайшем будущем прибыль от полученных результатов во много раз превзойдет затраты, связанные с финансированием этой работы, — настаивает Балавадзе. — Так думаю не только я. Подобного мнения придерживаются академик Симонян, профессор Иванаускас, а также мировая знаменитость доктор Уорд.
— Вы по-прежнему имеете в виду обувь и одежду?
— Я имею в виду научную проблему, а то, о чем говорите вы, — ее практический результат.
— Вопросами обуви и одежды занимаются совсем другие предприятия, — еще раз напоминает Скворцов.
— Но ведь речь идет о разработке нового принципа. Бывают случаи, когда частные интересы крепости необходимо подчинить общим, государственным интересам.
Скворцов говорит:
— Мы не должны забывать о разделении труда. Мы не должны забывать о технической политике. Может быть, обработку того участка следует поручить одной из двух этих организаций?
— Нет, — отчаявшись победить, печально качает головой биолог. — Это могли бы сделать только мы. Только мы могли бы сделать это качественно, ибо тема, о которой идет речь, родилась и развивалась в нашем коллективе. У нас есть важные данные. У нас есть плодотворные идеи. Мы на пороге крупного открытия. Мне трудно вам объяснить: мы говорим на разных языках.
— Вы забываете о том, товарищ Балавадзе, что перед нашей организацией стоят вполне определенные, конкретные задачи, связанные… вы и сами прекрасно знаете, с чем именно связанные. У кого жить, товарищ Балавадзе, тому и служить.
— Значение работы, которую мы задумали, огромно. Наша организация и те родственные организации, о которых вы говорили, — разве это в некотором роде не одно целое? Разве все мы не принадлежим нашей стране и тому большому, что отражается даже в названиях наших учреждений?
Территория института Крюкова состоит как бы из двух частей. В основной расположены конструкторский, производственный, испытательный и ряд других корпусов, а также бывший барский дом, к которому примыкает юго-восточная часть парка. Это и есть собственно Каминск, или Каминск-1. Другая часть значительно меньше, но более живописна. Особую прелесть ей придает забегающая сюда ненадолго небольшая река Коловерть. Здесь, в научно-исследовательской, или, как ее еще называют, коловертческой части института, расположились лаборатории физиков, химиков, биологов, а также вычислительный центр.
Часто можно услышать такой разговор:
— Ты куда, к коловертцам?
— А ты?
— К каминчанам.