Самолеты уходят в ночь

Приглушаю мотор и веду машину на снижение. В голове одна мысль: «Только бы дотянуть до границы Балаклавского аэродрома!» Рябова, словно угадав мое настроение, почему-то шепотом говорит, что до бомбометания остается всего пять минут.

Но эти минуты тянутся удивительно долго. Уже видна взлетно-посадочная полоса. Движения на ней не заметно. Неужели нас засекли, а теперь затаились и ждут, когда мы окажемся под дулами орудий? Стараюсь сохранить спокойствие и спрашиваю штурмана, хорошо ли она видит цель.

— Давай чуть правее! — командует Катя. — У кромки поля что-то поблескивает. Похоже, что истребители.

Еще несколько томительных секунд. И вдруг включаются прожекторы, на нас обрушивается ураганный огонь.

Может быть, от неожиданности я сама качнула самолет, но мне почему-то показалось, что это Рябова сбросила бомбы. Я тотчас развернулась и пошла со снижением.

— Ты что, с ума сошла?! — кричит Катя. — Давай назад!

— Зачем? — спрашиваю я. — Ведь ты отбомбилась.

— Ничего подобного. Все бомбы под плоскостями.

Делаю круг и захожу на цель повторно. Разрывы снарядов все приближаются. Пробую произвести противозенитный маневр — веду самолет змейкой, сворачиваю то вправо, то влево. Он слушается, но реагирует на действия рулей не так быстро, как раньше. Вот они, эти 300 килограммов! Казалось бы, не так много они отняли от машины — всего доли секунды, но как они дороги сейчас!

Нервы напряжены до предела. Так и хочется крикнуть штурману: «Скорей же! Чего медлишь!» Но Катя не торопится. Я знаю, пока она тщательно не прицелится, ни одной бомбы не сбросит.

Разноцветные линии огненных трасс проносятся все ближе и ближе. Одна из них прошла перед самым винтом. Я инстинктивно, до боли сжала ручку управления. Но взрыва не произошло. А через некоторое время самолет сильно тряхнуло. В переговорном устройстве послышался голос Рябовой:

— Вот теперь все. Можно уходить.

Последнее елово я скорее поняла по смыслу, чем услышала, — его заглушил взрыв на земле. По силе его догадалась, что Катя разом сбросила все бомбы. С плеч у меня точно гора свалилась. Эксперимент удался, теперь дело за Поповой.

Она должна быть уже на подходе. Но время идет. Я оборачиваюсь и жду, а вспышек взрывов все нет. Несколько прожекторных лучей еще шарят над аэродромом, пронзая тьму голубоватым светом. Но вот и они погасли, а Надя все не дает о себе знать.

— Неужели с ними случилось что? — спрашиваю я. — Как думаешь, Катя?

— Не будем торопиться с выводами, — ответила Рябова. — Мы вышли к цели раньше времени, а они могли задержаться.

И словно в подтверждение ее слов, сзади нас темноту ночи опять вспороли лучи прожекторов, затарахтели зенитки. А вслед за тем небосвод озарили вспышки взрывов.

Надя приземлилась минут через десять после нас.

— Молодцы, девушки, — встретила нас Рачкевич. — От всей души поздравляю. Считайте, что после вашего полета вместо одного женского полка стало два.

В эту же ночь многие экипажи вылетели на бомбежку с увеличенной нагрузкой. С тех пор и до конца войны мы не подвешивали под плоскости У-2 меньше 300 килограммов бомб, а случалось, брали и больше. И ничего, моторы тянули. Конечно, изнашивались от этого они несколько быстрее. Но наши удары по врагу стали более ощутимыми. А ото в конечном счете было главным.

Борьба за Крым близилась к завершению. В конце апреля полк перебазировался в Чеботарку, что в двух километрах восточнее города Саки. Отсюда мы летали добивать врага в Севастополь, в районы Балаклавы и Байдарских ворот, на мыс Херсонес.

В это время авиация фронта стала использовать новый прием действий — полеты в несколько ярусов. Это позволяло наносить по противнику более концентрированные и мощные удары.

Но полеты ярусами требовали и от штурманов, и от летчиц большой внимательности и точного расчета. Чтобы предупредить столкновения в воздухе, мы летали с бортовыми огнями, а выключали их только при подходе к цели. И, несмотря на повысившуюся сложность работы, исключительную насыщенность вражеской обороны средствами противовоздушной защиты, в боях за освобождение Севастополя полк не потерял ни одного экипажа.

О нагрузке, которую выдержали девушки в этот период, убедительнее всего говорит сухой, неинтересный, но лаконичный и точный язык цифр. Всего за время боев в районе города-героя полк произвел 1147 боевых вылетов, в среднем по 150 вылетов в ночь.

В эти незабываемые дни судьба подарила мне нежданную приятную встречу. Я часто вспоминала своих друзей по аэроклубу, иногда получала от них скупые известия, знала, что кое-кто находится на нашем фронте, рядом со мной. Но ни с кем до сих лор не доводилось встретиться на перепутье фронтовых дорог. А как хотелось хоть на миг увидеть знакомое лицо, — почувствовать крепкое рукопожатие старого товарища, услышать от него несколько слов!

И вот однажды, вернувшись из очередного боевого полета и воспользовавшись какой-то заминкой у вооруженцев с бомбодержателями, я выбралась из кабины, чтобы немного размять затекшие от однообразного сидения ноги.