Самооборона

Больше она ничего не пояснила, и мы тронулись в путь. Пробираться в одних плавках через колючий кустарник — то еще удовольствие, и шагать босиком по мокрому и скользкому, но твердому солончаку тоже далеко не так приятно, как по мягкому песочку пляжа. Кристаллы соли, ослепительно сверкавшие на солнце, удивительно напоминали снег, вызывая на девяностоградусной жаре[11] ощущение почти шизофреническое. По крайней мере, утешал себя я, в эту соль уж точно никто не стал зарывать мины. Пистолет я все это время нес в руке — а куда бы я его дел?

Наконец мы выбрались на лесную дорогу, лишенную, естественно, всякого покрытия, если не считать таковым толстый слой пыли. При малейшем дуновении эта пыль лезла в глаза и рот, зато была мягкой.

— Так что ты хотела рассказать про кубинскую политику? — напомнил я.

— А, да. Видишь ли, после Банановой революции быстро выяснилось, что при демократии у Кубы не больше шансов выбраться из нищеты, чем при коммунизме. Здесь же ничего нет — ни ресурсов, ни высокотехнологичных производств. Одно только солнце и море, но этого добра и вокруг предостаточно. В качестве плантации по производству биотоплива у Кубы никаких шансов конкурировать с Бразилией, а превращение острова в туристический рай, на что пытался сделать ставку и Санчес, и даже красные в их последние годы, требует слишком больших инвестиций. Современный туризм — это прежде всего сервис, а не климат, и потому девять из десяти клиентов поедут не на Кубу, а в Финляндию и Норвегию, не говоря уже о нормальных тропических курортах, каковых тоже немало. Оставшийся один из десяти — это безбашенный студент-экстремал, у которого все равно денег — раз-два и обчелся. И инвесторы, естественно, предпочитают вкладываться в популярные курорты в странах с солидной, безопасной репутацией. Легальные инвесторы, я имею в виду. Ибо в итоге оказалось, что у Кубы только два способа зарабатывать на жизнь. Или игорный бизнес и проституция, свободные от ограничений более цивилизованных стран — или наркотики. Причем не легализованные легкие наркотики — тут у Кубы опять-таки нет шансов тягаться с Ямайкой — а самые что ни на есть тяжелые. И здесь именно или-или. Понимаешь, почему?

— Ставка на казино и секс-туризм требует максимальной открытости страны, — ответил я, подумав. — Бордель, но бордель респектабельный. Куда без опаски ездят солидные бизнесмены Юга и протестантские проповедники Севера, замученные правами проституток европейцы и уставшие от шариатских строгостей арабы. Превращение же Кубы в новую Колумбию — точнее, даже хуже, ибо в Колумбии власти борются с наркобизнесом, а не живут за счет него — это уже совсем другое дело. Легально такой гнойник ни мы, ни янки, ни другие государства терпеть не будем. ООН распалась, но Интерпол еще существует — и не только он. Значит, страна должна быть максимально закрытой, дабы минимизировать возможность иностранного вмешательства — и вообще понимания того, что здесь на самом деле происходит. Опять же, неизбежный при таком сценарии высокий уровень криминала отпугнет любых туристов, не вовлеченных в наркотрафик — да они и не нужны, сценарий ориентирован на экспорт. Очевидно, коммунистический строй — идеальное прикрытие для второго варианта.

— И даже с идеологическим обоснованием, — кивнула Миранда. — Нравственно то, что в интересах пролетариата, а наркотики как экспортный товар подрывают проклятых капиталистов изнутри, помогая им быстрее сгнить от собственных пороков… хотя официально, разумеется, любая причастность режима к наркотрафику отрицалась бы — как и сам факт его наличия, а все данные Интерпола объявлялись бы «провокациями против Острова Свободы». В свою очередь, первый сценарий, как ты сам сказал, требует демократии — хотя бы даже такой относительной, как та, что практиковал нынешний абанский режим до введения военного положения. Соответственно, у обоих проектов нашлись свои спонсоры. Идеология для них, понятно, значения не имеет — это всего лишь инструмент для продвижения своей бизнес-стратегии.

— И эти спонсоры…

— Два американских мафиозных клана, один из которых ты кинул на бабки.

В этот момент дорога вывела нас на вершину небольшой возвышенности, откуда открывалась панорама леса; впереди, за поворотом, я увидел клубящуюся над невысокими деревьями пыль — кто-то явно шел (и в этом случае, судя по количеству пыли, он был далеко не один) или ехал нам навстречу. Прикинув темп, я решил, что для пешехода он великоват — значит, все же машина, хотя и еле плетущаяся; впрочем, ни от местных развалюх, ни от местных дорог ожидать рекордов скорости и не приходилось.

— Лучше спрячемся, — сказала Миранда. Мы поспешно нырнули в придорожные заросли.

— Осторожно, здесь могут быть змеи, — заметила моя спутница, бросив взгляд на мои голые ноги, утопавшие в высокой траве.

— Очень своевременное предупреждение, — буркнул я в ответ.