Самописец грядущего

На корабле все так же тихо, с земли никаких вестей, никто уже не обнадёживает себя светлыми исходами, Виктор каким то образом подсчитал, что наше судно с черепашьей скоростью спускается к горящей тверди, связано это с тем, что каждый день, около орбитальная станция теряет свою высоту на сто метров, ранее, окончательно упасть ей не давал центр полетов, который некогда существовал на земле, группа профессионалов регулярно проводила корректировку космического судна, и выводила его на расстояние 400-450 метров над планетой путем кратковременного запуска двигателя станции… теперь же, хоть и наша станция каждодневно теряет свою былую высоту, у нас имеется резервное топливо, от которого в принципе питается весь корабль, и свет, и отопление, и всё электричество в целом, некую помощь оказывают солнечные батареи, которые привносят вклад в наше душераздирающее путешествие. Однако, так как сейчас над нами нет контроля с земли, мы стараемся тем же топливом компенсировать спад высоты, поднимая судно вверх. На сколько лет нам хватит топлива неизвестно, но падать в адское пристанище не хочется никому, так мы и контролируем наш последний полет, и это становилось для нас огромной проблемой.

Сорок дней после гибели человечества

Жизнь идёт своим чередом, если суммировать полное пребывание на нашем космическом аппарате, то выходит около трёх месяцев. Я крутился на ферме, небольшой бокс, в котором росла картошка, морковь, зеленушка и немного капусты, благо, еды нам пока хватало, но рабочий коллектив становился всё более нервозным, капитан Нико старается урезонивать конфликты, но все в своих подкорках, уже явственно понимали, звание теперь у нас одно и общее, покойники. Какому-нибудь психиатру сейчас было бы любопытно поглядеть на наш муравейник, состоящий из пяти трутней. Темы разговоров были сказаны, мысли выстраданы, все, уже знали всё о каждом, и все теперь помирали со скуки, ведь кроме поддержания собственного настроения, каждый был вынужден строго соблюдать территориальный императив, это стало негласным критерием команды, потому как каждый стал считать себя хозяином… по крайней мере самому себе, каждый стал отклоняться от устава, и гнуть свою линию, включая капитана… а я, я продолжал удобрять редис, и пока никто не видит хрустеть морковкой, так выглядело моё нещадное самоуправство.

Восемьдесят дней после гибели человечества и планеты

– А когда то, я вспоминаю, мы с дочерью и с Натали, ездили в горы, самое приятное воспоминание… курить бросали с ней. Доставая из-под кровати фляжку, скрепленную тонкой цепочкой к основанию, сентиментально вспомнил Нико.

Виктор улыбнулся.

– Помню, как смешно выглядел мой брат, упавши с деревянной лестницы, ведущей на банную крышу. Добавил Виктор в такт.

– А вот Я, приютский, нихрена не помню, как жил без флага и родины, так и помру без креста и надгробия. Пессимистично внес в разговор свою лепту Марк.

– Да-а, были времена. Упаднически произнёс Станислав, медленно кивая головой.

У меня хоть и не было никогда детей, моя трагедия оставалась не меньше, у меня были живые и ещё вполне здоровые родители, ну дед, бабка… да все были живы, и сейчас я просто не могу поверить в такую большую трагедию. В разговоре я не упоминал о своей потере, ибо на фоне Отцов и Мужей, я выглядел слишком невысоко и мелочно, как детеныш потерявший деталь от конструктора, пока родители ищут ключи от автомобиля или квартиры

Сто шестьдесят дней после гибели планеты

Рабочий состав ушел в себя, Станислав более не смотрел в иллюминаторы, а только читал какие то книжки в электронном ридере лежа на койке, изредка делая перерывы на еду. Нико пусть и с безнадёгой, но сидел за своей панелью управления, сложив руки на стол, а голову соответственно на руки, в ожидании хоть тщетного писка или щелчка. Виктор перестал расчерчивать координаты или вообще что-либо говорить, онемел как рыба, и без того был безмолвен что казалось будто он не в своем уме, так а теперь совсем замолчал, погрузившись в свои мыслительные демотиваторы. Кстати о безумии, никто не подавал виду, или не хотел подавать мысль о том, что Марк стал вести себя как то странно, то по сорок минут сидит в нужнике, то что-то шепчет в выключенный микрофон. А Я лишь маюсь, не могу найти себе места, работы, на ферме тем временем всё стабильно, плоды растут и кормят свои хозяев. Изредка подхожу к окну, поглядывая на землю, в один миг показалось, что земля стала остывать, ибо местами разродились облачные пятна поверх пылающих костров.

Триста двадцать дней после гибели планеты