Самопознание и Субъективная психология

Во времена, к которым относится сочинение Ушинского, идет борьба поверивших в идеи Конта физиологов за захват власти во всех науках о духе, то есть общественных науках. Ко времени появления этой книги Ушинского Сеченов уже затребовал отдать престол психологической науки физиологу. Ясно, что в лице Сеченова в Психологии одно сообщество — молодых естественников — билось с другим сообществом — философов-идеалистов. И, кстати, победило, если судить по тому, что современная академическая психология до сих пор превозносит Сеченова как своего отца-основателя, а значит, творца научной этики. Ведь не устарела у Сеченова только она.

Благодаря этой битве сложилось понятие «интеллигенция». До этого, начиная с Петровских времен, интеллигенция была чем-то вроде заемных мозгов: своего ума в России нету, завезем из Европы intellectus! Соответственно, задачей этих заемных мозгов было следить за всем полезным, что появлялось в Европе, и дотягивать Россию до этого уровня, чтобы она не проигрывала своим врагам. Такова была суть этого Петровского нововведения. Кстати, вполне разумная.

Однако, история России не была прямым развитием идей Петра. На протяжении XVIII и половины XIX века эта государственная или правительственная интеллигенция постоянно оказывалась ненужной государству. В такие периоды ее удаляли от власти и от дел. Затем, почувствовав собственную отсталость, возвращали и опять удаляли…

Итогом этой перекачки мозгов из государства в общество стало то, что в России появилось достаточное количество людей, могущих считаться интеллигенцией в том первом смысле заемных европейских мозгов, но не имеющих отношения к государственной службе. Более того, не любящих государство, как отца, отвергшего собственных детей, обиженных на него.

Это проявляется уже в XVIII веке. Николай Болдырев, один из затравленных интеллигентами русских аристократов, оставшихся после революции в аду большевистской России, писал в 1928 или 1929 году, глядя на современную ему советскую интеллигенцию:

"Петр создал ее Кадры, век Елизаветы и Екатерины наполнил их духом времени, духом просвещения и революции. Да и какое же иное содержание могла воспринять эта абстракция от абстракции? Радищев, Новиков — первые уже сложившиеся интеллигенты, и как характерно, что младенец (интеллигенция) был сразу же повит масонством.

Отрицательная антигосударственная оппозиция и стала делом интеллигенции".

(Болдырев, с. 55)

Но в XVIII веке это противостояние было еще неярким. Интеллигенция постоянно питала надежду, что будет призвана на службу, что время от времени и случалось. Поэтому она лишь невнятно попискивает от лица то ли просвещения, то ли гуманизма. В это время ее еще очень сильно заботит, что она инородна в России и не имеет здесь корней. И интеллигенция начинает изучать народ, чтобы стать его представителем и, благодаря этому, заручиться его силой в борьбе с государством. Из этого со временем родится народничество, а потом революция. Но это со временем.

А сразу рождается тот «гуманизм» интеллигенции, который мы знаем до сих пор. Николай Болдырев пишет о нем так:

"Под крылом государства и вне его какая-то квинтэссенция отвлеченного и потому самого злостного гуманизма скопилась в головах государственно-безработной интеллигенции. Россия стала второй родиной революции. Интеллигенция воплотила в себе атомистический гуманизм.

Специфическая черта интеллигенции — это противостояние не простому народу, а государству: она, другими словами, за массу против организованного в государстве народа" (Там же).

Про этот «гуманизм» заемных мозгов интеллигенции, выразившейся в идее «народности» Густав Шпет сказал в своей "Истории Русской философии" слова, наполненные болью:

"Новая интеллигенция сама претендовала на то, чтобы в лозунге «народности» выразить свою идею лишь до тех пор и постольку, пока и поскольку она видела в ней заимствованную идею" (Шпет. Очерки русской философии, с. 308).

Так и до сих пор русский интеллигент считает своим долгом быть в курсе всего, что появляется новенького на Западе, а народ видит, как массы, на которые можно воздействовать словом, чтобы давить на правительство. Ярче всего это видно в прессе и на телевидении.

Начало же этому было положено в середине XIX века, когда Русское правительство объявило «народность» своим делом и тем выбило почву из-под ног интеллигенции. Государство само стало народным! Больше не нужны самозванные посредники!