Мы немного помолчали.
– Новая работа, старые хлопоты, – сдержанно заметила мама и добавила уже другим тоном:
– Давай, ешь, всё остынет.
– А ты?
– А я уже…
Мама задумчиво смотрела в свою чашку с чаем, пока я управлялся с кашей, яичницей с ветчиной и сыром, когда же добрался до кофе с мармеладом, она очень мило улыбнулась и протянула небольшой банковский конверт:
– Мы открыли счёт на твоё имя.
– Но…
– Без комментариев! Отец получил часть гонорара за последнюю серию пособий для иностранцев, изучающих русский язык, и русских, изучающих иностранные языки, так что…
Я всё-таки хотел возразить, но мама решительно перебила:
– Даже то, что я знаю о твоих тратах, далеко превосходит доходы!
– Но если «превосходит», значит, я не смогу их тратить, не так ли? – добродушно усмехнулся я.
– Но ты можешь влезть в долги!
Мама панически боялась, ещё с 90-х годов прошлого века, любых займов и кредитов (видимо, были на то причины) и поэтому взмахнула руками почти с мольбой:
– Спроси лучше о чем-нибудь другом!
– Хорошо, – охотно согласился я, вспомнив по ассоциации то, о чём давно хотел узнать. – Скажи, когда точно отец уехал в Израиль?
Мама удивлённо на меня посмотрела, но ответила сразу, не задумываясь:
– Через одиннадцать лет после твоего рождения, то есть в 1994 году.
– А почему он уехал? И… к кому?
Внешне мама выглядела совершенно спокойной, но её выдавали руки, нервно теребящие скатерть.
– Он уехал работать. Здесь тогда… филологические услуги не были востребованы. – Она глубоко вздохнула. – В стране такое творилось, лучше не вспоминать… – И добавила после паузы. – А «к кому»? Да ни к кому! Ему просто «сделали» документы, он создал совместное предприятие, постоянно ездил из Тель-Авива в Москву и обратно, помогал нам… и всё! Остальное ты знаешь.
– Значит ли это, что ты к нему тоже постоянно ездила в Москву? – Да, – просто ответила мама.
Я продолжал расспрашивать, хотя видел, что ей неприятен этот разговор. – А почему нельзя было сделать наоборот? Жить здесь и ездить в Тель-Авив и обратно?
Мама отвернулась:
– Значит, было нельзя…
– Тогда почему сейчас стало можно?
Она развернулась и снова насмешливо посмотрела на меня:
– А сейчас он понял, что хочет жить в России, как и большинство людей, родившихся в какой-либо стране и, в силу обстоятельств, оказавшихся вдали от родных пенатов. Тебя устраивает такой ответ?
– Ну, – недоверчиво протянул я, – сколь угодно есть и других примеров.
– Я же говорю – «большинство». А может быть, и меньшинство. Да какая разница! – Мама явно начинала сердиться. – Неважно! Англичане, прожившие почти всю жизнь в Африке или в Индии, не стали менее патриотичны, как известно, а испанцы, завоевавшие Южную Америку, не превратились в индейцев. С русскими же за границей вообще особая статья!
Мама замолчала, напряжённо сжав губы и опустив глаза. Потом стала старательно разглаживать несуществующие складки на скатерти. Я подошёл к ней и обнял за плечи:
– Успокойся! Теперь ведь всё хорошо.
– Отойди! – Она освободилась из моих рук. – Успокаивай свою Диану, смотри, она совсем извелась от любви и разлуки. Кстати, пойди, погуляй с ней, что ли…
Мама уже начала привычно подтрунивать над собой и над нами, поэтому я с лёгким сердцем позвал Диану и пошёл одеваться, однако не удержался и спросил по дороге:
– А как же насчёт кросскультуры, о которой ты так вдохновенно вещала своим студентам, что Николай Романов, например, до сих пор не может забыть?
– В самом деле? – усмехнулась мама, и я задержал шаг:
– Хочешь, процитирую на память?
– Попробуй, – не слишком заинтересованно ответила мама.
– Изволь. «Ныне кросскультура теснейшим образом связывается с искусством выживания человечества, ибо в мире разлетающихся культур именно эта новая перспектива развития, возникающая за пределами сложившихся культур, способна взорвать, освободить от символических зависимостей и предрассудков как сообщества, так и отдельных людей, предоставив им истинно планетарное, иначе говоря, космическое ощущение свободы».
– Приемлемо, – удовлетворённо хмыкнула мама, – только ты забыл добавить самое важное: то, что первичное «культурное тело» обязательно сохраняется, ни в коей мере не отменяется, ни при каких условиях! Понятно? – Она выдохнула с облегчением. – Да идите уже, сколько можно дразнить Диану поводком? – и мама сама открыла нам дверь.