Ася сильно раскрутила себя несколько раз, превратившись на какое-то время в одно сплошное движение, потом остановилась, нисколько не нарушив дыхания, и сказала, насмешливо блеснув глазами:
– А давай поговорим о чем-нибудь простом и понятном? Например, о твоих стенаниях по поводу несовершенств мира, всеобщего оглупления и падения нравов.
Я лишь улыбнулся в ответ:
– Ты что-то путаешь, так я не говорил.
– Не говорил, – легко согласилась Ася, – говорили твои собеседники, вернее, собеседницы, а ты их слушал и молчал, потому что жалел.
Несколько секунд я молча, удивлённо на неё смотрел – так быстро она сменила тему.
– А хорошо это или плохо, – проговорила она задумчиво, не стирая с лица улыбки, – оставлять людей в неведении?
– Я так понимаю, теперь мой ход, – сказал я, уже включаясь в параллельно текущее новое расследование. Ася кивнула, а я продолжил:
– Мы не можем изменить сознание других людей, не желающих его менять, – значит, надо научиться жить вместе, стараясь, по возможности, не растворяться в их… «поле».
– Вот, вот! – воскликнула Ася. – Твоя мама именно по этому поводу и сокрушается.
– По какому поводу? – не понял я.
– По тому самому, что ты вынужден постоянно находиться в поле влияния и общаться с теми, кого не можешь изменить.
– Однако… – заметил я, – звучит довольно угрожающе. Но ведь не противиться факту отличия других людей вовсе не означает поражения! Важно лишь оставаться на своей территории…
– …желательно со своими боеприпасами, – усмехнулась Ася. – Что же касается нашей главной темы, то в завершение вот что я тебе скажу: дело не в том, что есть и останутся люди, готовые на многое, если не на всё, что угодно, чтобы стать расчеловеченными (за определённую мзду, разумеется), а в том, чтобы не пропали другие, те, кто занимается прямо противоположным делом. Мир без них станет хуже. Ещё хуже…
Связь давно прервалась, а я всё сидел перед экраном, по которому беззвучно плавали разноцветные рыбки, представляя жёлтые пески и пирамиды Египта, где была сейчас Ася со своими археологами, – загорелая, с шёлковой повязкой на голове, в больших тёмных очках, и думал о том, что несколько минут назад получил царский подарок – приглашение присоединиться к их экспедиции, – пока не постучала мама и не сообщила, что мне непрерывно звонят по городскому телефону, раз я выключил мобильный, и что пришёл гость и он «требует в залу именинника».
Действительно, из гостиной, где у нас обычно проходили званые вечера, раздавались мелодичные звуки гитары и приятной тенор тихо пел:
Опять зима,
Что нам сулит на этот раз она?
Декабрь, капель…
Грустит потерянный влюблённый Лель…
К моему удивлению, пел и аккомпанировал Николай Романов. Как только мы вошли, моя музыкальная мама сразу, очень чисто взяла втору:
Опять снега
Растаяли легко, как облака.
Поверь, Поэт,
Снегурочки давно уже с тобою нет.
– Разве не ваше поколение выбирает рэп? – заметил я, но Николай только отмахнулся:
– Голос улиц? Но не в этом же доме.
Он с откровенным любопытством оглядывался вокруг. Потолок в гостиной был высок, стены отделаны темно-зелёными обоями с золотым орнаментом под гобелен и плотно увешаны картинами, рисунками и фотографиями. Старинный дубовый буфет, украшенный резьбой, был выполнен в одном стиле со стульями, высоко поднявшими свои прямые спинки над длинным столом, сейчас покрытым крахмальной камчатской скатертью и уставленным приборами. Сначала Николай задержал взгляд на большой овальной люстре из бронзы и хрусталя, низко висящей над столом, потом подошёл ближе к абстрактному портрету кисти Бориса Мессерера и, наконец, остановился около качественно выполненной фотографии с рисунка Модильяни, одним росчерком запечатлевшего своеобычную красоту юной Ахматовой, которая звала его просто – «Моди». Видно было, что Николай чувствовал себя довольно непривычно, даже неловко в лёгкой игровой атмосфере домашнего праздника и, думаю, от смущения часто говорил невпопад.
– Как ты узнал, что у меня сегодня день рождения? – спросил я.
Николай усмехнулся:
– А ты кого ждал? Делегацию от благодарных женщин? Не слишком же ты наблюдателен. А надо бы! У меня, между прочим, тоже 19 декабря день рождения и день именин, и я тоже приглашён на праздничный ужин.
Он сделал небольшой поклон в сторону мамы, которая уже отвлеклась и теперь внимательно рассматривала, правильно ли накрыт стол. Видимо, вполне удовлетворённая, она сообщила:
– Мы ждём Ивана и садимся!
Мама ушла, а я взглянул на слишком вычурный костюм Николая сегодня, декоративная шнуровка которого явно намекала на гусарские мотивы, и добродушно заметил:
– Тролли не атакуют?
– Троллей я баню, – небрежно бросил Николай и протянул мне небольшую плоскую коробку в подарочной упаковке: