А тем временем «Руанда», линкор сопровождения и огневой поддержки, завершил манёвр сближения и тут же задействовал всё смертоносное, что у него имелось. На «Руанде» всеобщее безумие приняло иную форму — экипаж, наоборот, действовал чётко, слаженно и оперативно. Никакого побоища и мордобития, полное подчинение и осознание того, что перед ними стояло. Сейчас они были воинами, единым строем, плечом к плечу, вставшими на пути врага. Перед ними была цель — алгойская «матка» во всей своей красе и неповторимости (то, что это земной «Энгон», у экипажа линкора даже и в мыслях не было, несмотря на многие противоречия. Сейчас это был прежде всего враг!). Коротко отдавались соответствующие команды, по экранам ползли данные телеметрии, туша линкора окуталась защитным полем. Он готовился к бою, готовился уничтожить цель. И судно подобного класса обладало для этого всем необходимым. «Руанда» хищно нацелилась на «Энгон». Однако и тот ответил взаимностью, ибо автоматика и компьютеры всё же ва-гуалу были неподвластны, хотя в данном конкретном случае и зря. Оба земных подпространственника неумолимо сближались, как два могучих хищника перед неминуемой схваткой, и кто из них одержит верх, а кто испустит дух — дело лишь в возможностях каждого. И отчасти во времени.
Кульминация всего, а с ней и финал, приближались. Так же неумолимо и неизбежно. И отсрочить его никому не было под силу. Разве что Энее, найденной Баевым где-то на задворках Вселенной. Но она смертельно боялась того, что ей и самой было непонятно и до ужаса отвратительно. Всей её загадочной сущности. Она с детской непосредственностью пока что ещё пряталась где-то там, натянув спасительное одеяло отчуждённости до самых глаз, не забыв, правда, при этом и их крепко-накрепко зажмурить.
Что и сказать, вино было превосходным. Давно Нун Гаан не испытывал столько положительных эмоций сразу: тут и расслабленность, и умиротворение, и леность, и что-то ещё, совсем уж позабытое. Редко ему, как главкому, выпадали такие вот минуты — посидеть за одним столом с самыми надёжными и преданными командирами, что не на словах, как многие, а на деле, доказали, что они по праву носят уважительное звание эрконов (дословно, с алгойского — реальный командир). И он, как Верхний адмирал, был горд за них — это были его ученики, а в будущем, возможно, и преемники. Если, конечно, война с этими треклятыми землянами пойдёт не так, как планировалось Вседержателями. А предпосылки, видит Священный Ал-Гоой, к тому имелись. Это был, пожалуй, единственный чёрный мазок на общем светлом фоне его в целом благодушного настроения.
Они, сочетая полезное с приятным, сейчас отдыхали. Иногда говорили о политике, о войне, но больше касались тем, которые считались нейтральными, — всё же в данный момент они не на совещании в штабе группировки, не на командном мостике своих воителей, а в гостях у командующего, который позвал их отобедать и просто составить ему компанию. Да и дел важных не было. Так, делишки, которые могут пока что и обождать. Позиционная война сама по себе вещь затяжная, это надолго, но особого беспокойства она пока что не вызывала. Два враждебных флота застыли друг перед другом, отдувались, в основном, истребители и штурм-крейсы, а основные операции велись там, на планете, и вот там действительно было жарко. По-большому, там был ад. Мясорубка.
Принесли десерт, а с ним и курительные трубки. Расслабленность достигла апогея, заторможенность и какая-то апатия постепенно брали своё. Хотелось пребывать в таком вот благодушном состоянии вечно, и плевать на эту войну и всё, что с ней связано. Но, как это обычно бывает, идиллию прервали в самый неподходящий момент. На пороге, словно из воздуха, материализовался адъютант, возникнув среди их славного застолья, как незваный хруум на обыкновенной пирушке, слюнявясь на выпивку и соответствующую закуску. Он истуканом застыл рядом со столом, вылупив глаза, явно при этом не понимая, что сейчас делает. А нарушал он покой, расслабленность и хорошее настроение всех присутствующих. Но в первую очередь самого адмирала, конечно.
— Ну? — раздражённо поинтересовался последний, только-только поднявший бокал во здравие боевых товарищей и попутно за успешный исход всей кампании. Как все алгойцы, землян он ненавидел, но сейчас не смог сказать бы точно, кого в эту секунду он ненавидел больше — этих теплокровных выскочек или собственного адъютанта. Ну, болван, если что-то несущественное, вышвырну в открытый космос, решил адмирал и отпил из фужера, потому что уже было наполнено и тост произнесён.