Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

Безусловно, этих отчаявшихся, вырванных из привычной среды людей значительно проще было подтолкнуть к самоубийству. Они накапливались в уединенных местах, где шла планомерная подготовка к «гари». При этом для агитации в пользу самосожжений активно использовались все доступные возможности. Наиболее ранние свидетельства об этой составляющей подготовки к самосожжению относятся к последней четверти XVII в. В 1679 г. в Тюменском уезде близ Ялуторовской слободы на реке Березовке начало формироваться старообрядческое поселение. В нем старообрядческий наставник Данила «завел пустыню и поставил часовню и кельи». Регулярно совершались богослужения: «пели вечерни и часы». Но обитатели скита категорически отказывались молиться за московского патриарха и сибирского митрополита. Иногда главными действующими лицами в пустыни на первых порах становились истеричные «старицы и девки», которые словно заражали всех остальных своим фанатизмом. Они «бились о землю», и во время припадка выкрикивали, что видят «пресвятую Богородицу и небо отверсто, ангелы венцы держат тем людям, которые де в той пустыни постригаются». Эта проповедь возымела действие: «многие из Тарска, из Тюмени и из других городов, и Тобольского уезду из слобод и Тюменских иных городов, из уездов всяких чинов людей, о ставя домы с животы свои и скот, бежали к тому старцу Даниилу в пустыню с женами и детьми, и многие постригалися». Лишь несколько человек не поверили старообрядческому наставнику. Как говорилось далее в цитируемом документе, «роззнав, что в пустыни вся прелесть от диавола, возвратились и поехали в домы свои». Большинство прибывших остались в пустыни. Для них предсмертная агитация продолжалась: «у того ж старца Даниила в келье пред иконами две черницы да две девки беснуются». При этом они произносили обычные для старообрядцев обвинения в адрес господствующей церкви: «злою своею прелестью, возлагают хулу на церковь Божию, и троеперстное сложение, чем православные христиане знаменуют лице свое, называют антихристовою печатью, и новоисправленных книг приимать не велели». Особых проклятий удостаивались приходские церкви и обрядность. По словам женщин, «церкви де Божии осквернены и вся в них деетца скверная; и четвероконечный крест называют крыжем»[839]. Узнав о создании нового старообрядческого поселения, тобольский воевода П.В. Шереметев спешно распорядился послать служилых людей «для поимания того ж вора старца Даниила с его единомысленниками». Но эта акция не принесла успеха. Все собравшиеся старообрядцы, проведав о распоряжении воеводы, предпочли погибнуть в огне: «та пустыня с людьми до их приезду сгорела»[840].

Крайне редко в документах, связанных с самосожжениями, встречаются упоминания о диалоге между самосожигателями и их родственниками, по мере сил, путем долгих уговоров пытающихся предотвратить ритуальный суицид. (Заметим, что эта нетипичная ситуация подробно описана в «Жалобнице поморских старцев».) Так, перед самосожжением 1753 г. в Тюменском уезде, один из будущих участников «гари» объявил, что «решился на самосожжение единственно потому, что его хотели выбрать в старосты, причем ему довелось бы быть приведенным к троеперстному крестному сложению». В ответ «многие свидетели показали, что на сделанные родными их заявления о желании повергнуться самосожжению, они старательно отклоняли их будто бы от такого пагубного намерения». При этом местные жители по мере сил доказывали будущим участникам «гари», что «в данное время нет никаких гонений, а следовательно нет и никакого основания к самосожжению»[841], но все их усилия оказались напрасными.